Тянется, тянется по выжженной степи невольничий караван. Только пыль и пепел перед глазами, только звон цепей да дикие выкрики татар, да стоны невольников…
Плывут над дорогой клубы белесой пыли. Знойно, нечем дышать. Ночью бы идти невольникам, не мучил бы зной. Однако татары во тьме водить ясырь боятся — убегут пленники. Только стемнеет, делают привал. Снимают с невольников ремни и заменяют их железными наручниками. А наручники замком к цепи примыкают.
Забылись люди тяжелым сном. Но он не приносит облегчения — снова встает перед глазами пыльная, бесконечная, кровавая дорога. А некоторые бодрствуют. Вот и Василько не спит. Картины прошлого одолевают. Бой с татарами, поражение, полон… Иное вспоминается отчетливо, иное смутно. Особенно памятны первые часы того рокового утра.
…Сначала орды не было видно, но ее приближение чувствовалось во всем. Степь притихла, все живое куда-то скрылось.
Схоронясь в траве за холмами, люди тревожно ждали.
Вот на горизонте появилось серое пятно клубящейся пыли. Пятно превращалось в тучу, и туча росла, росла. Скоро весь край степи затянуло мутной пеленой. Ветер, опережая всадников, пронес над людьми бурую мглу, на зубах заскрипела пыль. Вместе с пылью упала на прижавшихся к земле людей тоска, предчувствие неминучей беды…
Что было дальше, Сокол помнит плохо. Что сделал он? Кажется, вытащил саблю и, пригибаясь, понесся вперед. Да, именно так и было! Поднялись над травами люди, ощетинились вилами, кольями, копьями. Кто-то крикнул:
— Биться с татарвой не впервой! С богом, ребята! С богом!
В этот момент все услышали свист бесчисленных стрел, и сразу же раздались крики и стоны раненых. Стрелы несли смерть со всех сторон, казалось, их пересвисту не будет конца. Тут же татары врезались в ряды ополченцев, смешались с ними, остановили движение. Началась сеча.
Кривые татарские сабли блистали, как молнии. Многие всадники потеряли лошадей и бились с ополченцами на земле. Вал рукопашной схватки катился к реке медленно, конные татары, пересекая его, устремились к броду…
А что было дальше?.. Василько открыл глаза и шевельнул рукой. На ней — цепь. А давно ли была в руках сабля. Как рубил он ею ворогов!
Сокол помнит, что схватился с тремя всадниками. Одного тотчас же сбил с коня, а два других мгновенно повернули к нему лошадей, и тотчас же, высекая искры, два жестоких удара обрушились на саблю Сокола. Взмах, и второй татарин полетел на землю. Справиться с одним было легче. В самый последний момент случилось страшное: зарубив третьего татарина, Василько хотел повернуть коня обратно, но вдруг услышал над головой свист. На мгновение мелькнуло в глазах озлобленное лицо ополченца и могучая рука, поднявшая дубину. «За татарина приняли…»