Ты плыви ко мне против течения (Бахревский) - страница 135

Как можно так править? Не водители, а циркачи.

Михаил Агафонович вместе с лесорубами отправляется на делянку, а мы с тетей Симой – на вырубки, собирать по кустам уже накошенное сено.

Складываю веревку вдвое, выгребаю сухую траву из-под кустов, наваливаю охапку за охапкой на веревку, стягиваю концы и с пушистой, но тяжеленной ношей, колющей шею и спину, ломлюсь через дебри к дороге.

Как же скверно работают на лесоповале! Снесли делянку, но и половины леса не вывезли, оставили преть.

Лезу через утонувшие в алом кипрее, звенящие от сухости, а может, и от обиды деревья.

Ногу сломать здесь дело нехитрое.

С куста, за который я ухватился рукой, чтоб удержать равновесие, взрывая полуденный дремотный воздух, взлетела черная огромная птица.

Замерев, смотрю ей вослед и успеваю сообразить: «Глухарь».

4

Отираю ладонями пот с лица.

– Отдохни! – говорит тетя Сима. – Перекусить пора.

– Еще одну копёшку принесу, а то потеряется.

В теле дрожащая невесомость. Умориться не стыдно: с шести утра, как лось, лазил по чащобам.

Иду медленно, набираюсь сил для новой схватки с кустами и колдобинами.

«Медянка!»

Сияет себе на беду на виду.

Мальчишками мы боялись медянок пуще гадюк. Рассказывали друг другу: утром укусит, до захода солнца поживешь – и с копыт.

Убивали ни в чем не повинных.

Медянка, почуяв опасность, свертывает тело в пружину.

– Ну чего переполошилась? Грейся. Не буду тебе мешать.

Копёшка, которую я приметил, оказывается, за рекой!

Река черная-черная, а шириной в три моих ступни. Попирая ногами оба берега, смотрю на эту жизнь, жизнь реки. Это не ручей. Я узнаю воду. Такая же вот непроглядная катит мимо поселка лесорубов. Зовут речку Белая. Возле поселка ее не перешагнуть, но плавать тоже негде – на два взмаха.

«Ну и белянка!»

Я опускаю ладони в воду – кристалл!

Речка маленькая, но характер у нее серьезный, не шустрит. От истоков взрослая: берегов не моет, вглубь забирает.

«Надо об этой реке написать! – осеняет меня. – Каков образ: река, которая не была ребенком. Что-то в этом есть».

И я радостно оглядываю землю и небо.

Обо всем надо написать. О кипрее – врачевателе поруганного леса. О несчастной медянке. О тете Симе. И конечно, о Михаиле Агафоновиче. Прошел человек всю войну без единой царапины, а был в пехоте. О девчонках – Мане и Любе. Об игре «в ремень». О глухаре.

Но все это должно быть только учебой, одной только подготовкой к эпопее.

Что это за эпопея, я не знаю. Видимо, о нашем времени. Закатываю глаза, чтобы глянуть в подкорку. Как в Белой, ни дна, и хоть бы рыбешка сверкнула серебряным боком – ничего!