3
Я высиживал первую свою повесть. В нашем литкружке считалось: быстро ничего не сочинишь, нужно работать, то есть переписывать. Каждую страницу по семь раз. Толстой «Войну и мир» семь раз переписывал. Называлась моя повесть «Шахерезада». Я хотел рассказать о своем учителе, Георгии Матвеевиче, о его жизни, о его уроках.
Он был единственным человеком, который верил, что из меня выйдет писатель. Я сочинял свою «Шахерезаду» и видел: ничего-то у меня не получается. Зелен я, чтобы о жизни Георгия Матвеевича написать.
Как же, наверное, я надоедал его жене, не понимая этого. Раз в неделю, а то и все три раза я шел к нему через весь город, на окраину.
У него была одна комната с высоким потолком, просторная, целую стену занимали книги, и мне казалось, что Георгий Матвеевич богач. А он был школьный учитель. Жизнь его начиналась блистательно. Поступил в лучший институт довоенного времени, в ИФЛИ, а потом война, плен, горькое возвращение. Закончить ему университет дали. А в аспирантуру не пустили. Сдавал дважды, и дважды на экзамене по общественным наукам ставили «хорошо» – этого было достаточно, чтобы не пройти по конкурсу.
Нет, не от курения началась у него гангрена. Отрезали палец, потом ногу, а через год он умер.
Хоронил его весь город. Ему было тридцать четыре года, он работал учителем литературы в одной из двух дюжин школ, но для тех, кто хотел знать много, Георгий Матвеевич был самым главным человеком в городе.
Я хотел описать ребят, которые от урока к уроку из дикого казарменного племени нашего очень горластого и рукастого города превращаются в интеллектуалов, потому и назвал повесть «Шахерезадой», но вот беда: я был только на одном уроке Георгия Матвеевича, уже студентом. И урок этот прошел вяло и скучно. Ребята шумели, занимались своими делами. То ли это было уже другое поколение школьников, то ли Георгий Матвеевич устал. Это было за полгода до его смерти, и он только-только привыкал к костылям.
Я познакомился с Георгием Матвеевичем шестиклассником. Он проводил Пушкинский конкурс, на котором за стихи меня поощрили томиком Пушкина. Во второй раз я пришел к Георгию Матвеевичу десятиклассником, принес тетрадочку рассказов.
– Ты должен учиться в Литературном институте! – воскликнул Георгий Матвеевич.
И пригласил меня бывать у него дома.
– А мы завтра на сенокос, – как бы между прочим сказала тетя Сима: ей было неловко впрячь гостя в эту летнюю крестьянскую каторгу.
– Возьмите и меня!
Я попросился не из вежливости, а чтобы сбежать от неудавшейся «Шахерезады».
Грузовик, как паровоз по рельсам, едет по бревнышкам и слегам, кинутым в утонувшие колеи. Дорога петляет, но мы в грязь не заваливаемся.