Ты плыви ко мне против течения (Бахревский) - страница 140

Саша покорно кивнул: кто же отказывает красавицам!

Девчонка сказала и позабыла, а мальчишке забота. Глаз не сомкнул, ждал, когда Вероника выспится.

Выспалась-таки, вышла на крыльцо, поглядела на Сашу – он под вербой сидел, на самом виду, – и словно бы и не видала его никогда. Вынесла веревочку, попрыгала, а потом в огород ушла – клубнику пропалывать.

Забежал Саша домой, взял кусок хлеба, рожок и подался в лес – обиду лечить.

Вероника побаловалась клубникой и пошла за огороды. От бескрайнего леса, уходящего на север, деревушка отгораживалась малым совсем полем. Половина поля под овсом, другая половина – клевера́. Овсы шелковые, клевера темные, словно омут на реке. В клеверах скрипел коростель. У са́мой дороги Вероника поглядеть кинулась – никого. И тотчас заскрипело в другом месте.

Села Вероника на жердочку, в прогоне, еще одну птицу потревожила. Птица была желтенькая, тоненькая, как свистулька. Она и засвистела. Подлетит, свистнет – и дрыг в сторону, висит, к себе подманивает. Вероника пошла, а птица – на прежнее место. Опустилась на высокий стебель конского щавеля и даже не погнула.

Вероника вернулась на жердочку, и все повторилось. И еще раз. И еще.

– У нее птенцы, ей кормить их надо, а ты игры затеяла.

Это был Саша.

– А ты чего за мной подсматриваешь?

– Я в лес шел, а в канаве рыбешки пропадают. В половодье набежали.

В мокром подоле рубахи у Саши и вправду трепыхалось…

– Можно, я посмотрю?

– Посмотри. Только надо скорее на реку бежать: как бы не заснули.

Рыбки были с палец, перепачканные илом. Вероника поморщилась.

– Некрасивые.

– Побегу? – сказал он ей.

Вероника вдруг положила ему на плечо руку, улыбнулась.

– Я хочу на скрипуна посмотреть. Он в клевере сидит.

– Это коростель… Я побегу.

– Но я хочу посмотреть коростеля!

– Потом покажу. – Саша побежал к реке.

– Но я хочу сейчас! – топнула ножкой Вероника.

Но Саша не обернулся.

Девочке стало скучно. Добрела до леса. Прошла краем, насобирала колокольчиков. И вдруг напала на землянику. Попробовала одну, другую – после клубники не пошло: и мала, и суха, и с горчинкой. Поглядела Вероника на деревню – скучная. Дома старые, потемневшие, ни одного кирпичного… Лес скучный, темный, еловый лес. Даже соль у тетки Прасковьи темная. Она ее на березовых дровах пополам с тестом пережигает. С яйцами, говорит, вкусно. А уж какой вкус? Лучше совсем без соли есть.

– Папа, забери меня отсюда!

Вслух сказала, голос жалобный, а вспомнила, что пароход в Починке будет через целых три дня, заплакала.

Залила бы слезами канаву, где рыбы без воды задыхаются, но тут словно бы за спиной вроде как птица курлыкнула, а может, на раковине, на океанской, оранжевой, заиграли. Тихонько, как бы пробуя, хорош ли будет звук.