Всяко кобенился – лишь бы погасить солнечную красоту Прасковьи. Жил дурно и помер нехорошо. Бабенки востроглазые прежде Петюню Косенького стороной обходили, а Солнышкиной достался – и росточком будто повыше стал, в глазах его неудачных особинку сыскали. Словом, сбили мужика с панталыку, самогоном разбаловали. Погиб мужичишка. Детьми, однако, успел Прасковью одарить. Четверых вырастила. А те, как на крыло встали, так фьють из дому! Золотая голова Прасковьи повяла, разбавили золото щедрым серебром. Ну а как девочка поселилась у нее – ожила Прасковья, встрепенулась. Без матери всякая девочка одинока, а тут городской, ухоженный цветок – ему защита нужна…
– Саша ветлу опять караулит, – говорила поздним утром Прасковья девочке. – Коров еще не выгоняли, заявился.
Вероника скатывалась с высокой деревенской постели.
– Зачем же ты не разбудила? Саша обещал показать, как птицы пробуждаются.
– Эко выдумали! Ты сама птица. Уж как сладко спала – загляденье! Будить – сердца не хватило.
– Ах, тетя, тетя! – горестно восклицала Вероника. – Я же просила тебя!
– Спи, покуда спится. Саша подождет. Их такое мужичье дело – ждать.
Вероника, брызнув на лицо водой, хватив залпом молока, выскакивала на крыльцо.
– Ах, Саша! Я проспала.
– Ладно, – говорил Саша. – Пошли, коростеля покажу.
– Который скрипит? Который невидимка?
Солнце высоко стояло, но клевер все еще хранил росу.
– Стой здесь, – сказал Саша, – подол замочишь.
Забрел, как в воду, в клевер и замер, ожидая. Коростель заскрипел.
– Гляди!
Саша кинулся опрометью – коростель в испуге взлетел и пошел над клевером, рыжий, трепеща рыжими крыльями. Сел. Исчез.
– Видала?
– Ой, Саша! Он такой милый! Он как уточка!
– Коростель не утка. Коростель – это коростель.
– А теперь поиграй! – просила Вероника. – Ты взял?
Саша доставал из-за пазухи рожок.
Они шли искать укромное место. За ними первые дни подглядывали и мальчишки и девчонки, но подглядывать надоело: не целовались. Сашка – теля нелизаный. Всё в рожок для приезжей наяривал. Не знали мальчишки сандогорские: слаще не бывает – играть для одного сердечка.
Однажды Саша сказал:
– Хочешь, я покажу тебе свой оркестр?
– Волшебный? – У Вероники глаза заиграли.
– Да какой там… Обыкновенный. Я давно бы показал, да вечерами в рожок играть – ругают. У нас рано все встают и ложатся рано.
– Ну, покажи, – согласилась Вероника.
Вечером они пошли в сторону болота. У Саши был рожок и пастуший кошель. За околицей Саша достал из кошеля штаны.
– Ты надень, я отвернусь… Штаны, не бойся, новые, для школы берегу.
– Зачем это еще?
– На болото идем. Там комары теперь – тучей.