До обряда посвящения оставалось совсем немного времени. Инто ждал этого события два года и в ночь перед ним почти не спал. Ему уже исполнилось четырнадцать. Подходила к концу последняя осень, когда он ещё мог ступить на путь храбрецов.
Приближался рассвет, но в комнате без окон было темно. Мальчик приподнял уголок тряпицы, накрывавшей светильник, и улыбнулся: цветок закрывал светящийся венчик. Значит, скоро встанет солнце.
Инто свесил ноги с лавки и обулся в сапоги, тщательно застегнув их на все застёжки. Гонг, возвещавший о начале дня, ещё не звенел, и остальные ребята спали. Мальчик на цыпочках прошёл между скамеек, отодвинул тяжёлую ткань, защищавшую спальню от сквозняков, и вышел в коридор. От утреннего холода по телу пробежали мурашки. Цветы в стеклянных колпаках тускнели, и Инто несколько раз споткнулся в полутьме, прежде чем добрался до выхода.
Скрипнули петли, деревянная дверь открылась, впуская внутрь напитавшийся прохладой ветер. Прямо перед Инто простиралось каменное плато. Слева оно поднималось вверх и переходило в скальную дорогу, поворачивавшую за гребень горы, а справа вела вниз крутая обрывистая тропка.
На фоне предрассветного неба вилась струйка дыма от костра. Темнели валуны, отгораживавшие общинников от пропасти. Старейшина Амерцо говорил, что даже сброшенная в такую бездну скала, долетев до земли, покажется маленькой точкой. Инто никогда не видел падающих скал, но рассказам самого древнего и уважаемого жителя деревни верил беззаветно.
Солнце медленно поднималось из-за гряды туч на горизонте. Его колыбель — далёкая гора Лоа, тонула в розоватом тумане. Он походил на пену, какую обыкновенно взбивают для обряда Очищения. Инто вдруг вспомнил, что сегодня как раз пятый день недели, и осторожно провёл ладонью по только-только начавшему отрастать ёжику бритой головы. С губ невольно слетел расстроенный вздох. Волосы у Инто были темнее, чем у остальных ребят, из-за этого над ним частенько посмеивались.
Среди горного народа издавна жило поверье, что волосы — ничто иное, как пробивающиеся наружу дурные и грешные мысли, потому жители общины постоянно их сбривали. Отращивать считалось позором. Инто старался думать о плохом как можно меньше, но толку от этого было мало, и он уверился, что такая участь досталась ему от отца, которого сбросили в пропасть, чтобы умилостивить богов. В деревне о нём почти не говорили. Инто знал только, что отец пришёл из нижнего мира и несколько лет жил в общине, но горы не приняли его. Местные женщины редко не переносили роды, а мать Инто, третья дочь старика Амерцо, умерла, едва мальчик появился на свет. Старейшина счёл это дурным знаком и повелел вернуть проклятого чужака обратно в нижний мир.