Посему отец часто примеривал нагрузки, имеющие отношение ко мне, как бы на себя. Получалось, что вроде ничего страшного. А из Хабаровска после сильного переутомления я вернулся совсем больным. Отец, не отличавшийся сентиментальностью, здесь дал слабинку, всерьёз забеспокоился и принял ряд мер, но меры эти ТОГДА не помогли. Мне в университетской поликлинике даже предложили всерьёз подумать об академическом отпуске по здоровью, а ведь от врачей такая инициатива исходила крайне редко!
Бабушки моей Елены Андреевны в живых уже не было, а старшая тётя Зинаида Фёдоровна, была в отчаяньи и регулярно писала отцу о том, как идёт (или не идёт) процесс лечения.
Вот в этом как-то особенно остро проявились наши с отцом противоречия. До этого эпизода они проявлялись в другом. С одной стороны, отец меня как бы готовил к своей стезе, а с другой, ещё в мои школьные годы стал буквально навязывать мне иные стежки-дорожки. У него почему-то появилось два равнозначных варианта: океанология в Ленинградском Гидрометеоинституте и электротехника. Спорам не было конца. В итоге он «сдался» и перестал меня отговаривать от журфака: «Всё же реальная профессия со многими специальностями. Основа прочная будет, а там время покажет…».
Второе сильное противоречие стало возникать в связи с его оценкой моих первых чисто литературно-художественных опытов. Он был против моего регулярного посещения многочисленных в Ленинграде в ту пору литературных кружков и объединений, преимущественно поэтических. Более того, стал доказывать мне, что на конкурсном сочинении обзор заводской многотиражки будет предпочтительнее обзора поэтических новинок. Газетные обзоры условиями конкурса не предусматривались вообще, но были обязательны на первом курсе журфака как курсовая работа. До студенческих заданий было ещё далеко: надо было заканчивать школу. Тут опять мы «поцапались». Отец не приветствовал мой уход из дневной школы и бросок в заводскую среду и в вечернюю школу. Однако, увидев результаты (за один годя прошёл два класса), сменил гнев на милость. Особенно его порадовало то, что я стал лауреатом школьного общегородского конкурса на лучшее сочинение: десятиклассник-вечерник писал об особенностях педагогической журналистики на страницах толстых журналов! Это всех очень удивило и озадачило. Я объяснил устно этот интерес очень просто: крайним недовольством хрущёвской школьной реформой и отсутствием ранней специализации, к чему зову и теперь новые поколения. Выступал я и против предметно-урочной системы, восхваляя Пушкинский Лицей с его почти вузовским ранним курсом и методикой преподавания.