– Ахизер, – негромко позвал повелитель, и тут же из тёмного угла вышел старший помощник во всех делах, – пусть приготовят воду источника… и позови толкователя снов.
Движением руки Хаммуил отпустил преданно глядящих на него наложниц и подошёл к столу, высеченному из камня и заваленному пергаментными свитками, разными по размеру и толщине. Взяв в руки один из листков, лежащих на гранитной глади стола, он прочёл заглавие: повелитель Шаллум, смерть близнецов Кадес. «Одна смерть, – подумал Хаммуил, – где же их рождение…»
Из окна, прорубленного в стене пещеры, послышался звон мечей. Повелитель отошёл от стола к окну и, отдёрнув занавесь, расшитую серебром, увидел в нижнем зале каменного дворца освещённых огнём факелов на тренировочном помосте своих дочерей – Иефир и Хаттуш. Те затеяли сабельную схватку. Как и всегда, позади каждой стояло по три раба, и дочери, защищая рабов, что были за их спинами, стремились пробить защиту друг друга и снести головы тем, что стояли прямо перед каждой из них.
Ефир сделала глубокий выпад, надеясь попасть саблей в шею раба, которого защищала её сестра, но та, отбив саблю сестры, лихо крутанулась вокруг собственной оси и, оказавшись за спиной Ефир, выбросила горизонтально руку, вооружённую саблей, и тем самым отрубила голову старому рабу, стоявшему по центру за спиной сестры. В ответ Ефир издала гортанный крик и в прыжке с высоко поднятой саблей попыталась достать голову девочки-рабыни, стоявшей в стороне, у самого края помоста. Но Хаттуш, упав на колени, заскользила по помосту, залитому кровью. Оказавшись под сестрой, она резко подняла руку с саблей, но не смогла полностью отвести удар, и сабля Иефир, скользнув по волосам рабыни, срезало той ухо, обильно залив кровью шею и плечо.
Позади повелителя, что-то сдвинулось, и шелест упавших листов пергамента со стола заставил отвлечься от схватки. Обернувшись, он увидел Мааца, толкователя снов, склонившего голову. Тот стоял в тени колонны, у самого входа в покои повелителя, так, чтобы не оскорблять своим обезображенным видом взора Хаммуила. И только стоящий на коленях перед ним раб-поводырь отчётливо выделялся в лучах рассеянного света.
– Скажи, Маац, – сурово спросил повелитель, – сны этой ночи сбываются?
– Сейчас месяц Фартиб и его ночь Паитир, – толкователь снов поднял голову, у которой не было лица, – ни один из снов этой ночи не сбудется!
– Ты ошибаешься, пророк! – грозно сказал Хаммуил. – Этот сон, что только что был у меня, должен сбыться!
Толкователь снов дерзко сделал шаг вперёд и поднял к глазам повелителя своё выжженное жертвенным пламенем лицо. Ещё бы! Ему нечего бояться! Все повелители, становясь таковыми, первое что делали, так это клялись на жертвенном граните тринадцатой повозки, что не тронут судьбу толкователей снов. Этим же обрядом огнём сжигалось лицо нового толкователя снов, вырывался нос, выкалывались глаза. Но, чтобы ни говорил толкователь снов повелителю, жизнь его оставалась неприкосновенна. И умирал он своей смертью. Так было всегда.