Молитва за отца Прохора (Милованович) - страница 101

– Ты что такой, кто тебя избил? – спросил он, увидев мое состояние.

– Известно кто.

– Не знаю, тут многие избивают заключенных. Кто ночью приходил к тебе?

– Вуйкович.

– Что ему было надо среди ночи? Раньше он этого не делал по ночам.

– Требовал от меня то, на что не имел права.

– Один приходил?

– Да, один, без надзирателя.

– Не скажешь, чего хотел?

– Нет, никогда и никому.

– Хорошо. Я тебя понял. Попозже принесу тебе кукурузного хлеба.

– Не надо, не могу есть. Принеси только воды.

– Плохо тому придется, на кого он ополчится.

– Знаю.

– Боюсь я за тебя, ты хороший человек.

– Я не боюсь. Никого не боюсь, кроме Бога.

– Постараюсь помочь перевести тебя в амбулаторию.

– Нет, я этого не хочу.

– Тогда Бог тебе в помощь. Принесу тебе чай.

Сказав это, добрый человек вышел. Я улегся на кровать, корчась от боли. Все еще чувствовался запах воска от свечи. Мне было страшно.

Нет, доктор, я не знаю, откуда он взял все эти вещи. Вероятно, послал охранника, приложив письмо. А священник, к которому он обратился, не посмел отказать, так как знал, чего можно ожидать от Вуйковича. От одного упоминания его имени людей охватывал смертельный страх. Итак, моя камера, это мрачное место страданий, благоухала ароматом Божьего промысла. Возможно, это помогло бы очистить место пыток от следов бесчеловечности и богохульства, но в этих четырех стенах слишком долго мучили людей, все время, пока существовал лагерь.

Вечером Загорац принес мне чай и сказал, что еще одну группу отправили на казнь в Яинцы. А некоторых, насколько он понял, отправили в другие лагеря, в Германию.

Чай меня немного подкрепил и согрел желудок.

В тот же вечер меня вернули в общий барак, где староста сообщил, что Вуйкович зачислил меня в последнюю категорию, которую ожидал один путь – в Яинцы. Итак, дни мои были сочтены, и счет этот мне, как простому смертному, был неведом. Я стоял на краю пропасти, в которую мог сорваться в любую минуту. Свой последний час я ожидал спокойно, всегда готовый отправиться туда, куда уходили многие в эти дни, месяцы и годы. Доктор Жарко Фогараш, лагерный лекарь по должности, человек, в душе которого цвело человеколюбие, успел более-менее привести в порядок мое здоровье. Насколько я знаю, его под конец тоже убили. После стольких прошедших лет хочу сказать ему великое спасибо.

Сейчас я расскажу вам еще об одном благородном человеке, докторе Букиче Пияде, еврее. Как и Иисус Христос, он пожертвовал собой ради спасения других. В тот 1943 год из-за грязи и вшей появилась страшная болезнь – сыпной тиф. Лагерная управа пришла к мысли перебить всех заключенных, которых было от четырех до пяти тысяч, а новых пока не принимать. Тогда доктор Пияде, тщедушный и слабый, за одну ночь вырос в огромную гору человеколюбия. Он попросил лагерное начальство, а точнее, палача, начальника медицинской службы доктора Юнга, отложить истребление и позволить ему укротить семиглавого дракона по имени «тиф». Юнг согласился под одним условием: в случае неуспеха он на глазах у всех посреди лагеря первого повесит доктора Пияде, а потом перебьют заключенных, всех до одного! Юнг, безусловно, не верил в возможность обуздать болезнь и заранее предвкушал грядущий погром.