Дни и ночи я проводил в основном лежа на дощатой койке, так как от голода и мучений уже не мог стоять. Все смерти моих товарищей как из болгарского лагеря в Варне, так и из нынешнего в Банице я носил с собой. Все они жили во мне, как и те крестьяне, которых убили в Драгачеве. Всех их я нес на своих плечах, в едином гробу.
Через несколько дней, однажды утром, вывели меня из камеры. Перед эсэсовской кухней были построены заключенные, человек двести. Перед ними стоял Крюгер со списком в руках. Рядом с ним были Вуйкович, Чарапич, Зуце и еще несколько человек. Чарапич объявил, что все, чьи имена находятся в этом списке, будут транспортированы в Германию. Фамилии зачитывал Бане Кадровик, все это растянулось во времени. Когда прозвучало мое имя, Вуйкович взглядом пробежался по рядам и нашел меня. Тогда на лице его появилась довольная улыбка, он наслаждался при одной мысли о том, что меня ждет.
Среди фамилий из этого списка мне были знакомы пятнадцать, тех драгачевцев, которые не попали в Яинцы. Нас предупредили, что мы получим по два килограмма хлеба на все время в пути.
Нет, доктор, я этого не предполагал. Да и остальные тоже. Мы думали, что нас отправят на работы, а не в концентрационный лагерь с крематорием и газовыми печами. Теперь я понял, почему Вуйкович вырвал меня из лап смерти, которую он называл «господской», – чтобы послать меня туда, где умирают в страшных мучениях. Конечно, я никому ничего об этом не говорил.
В тот же день, думаю, что это было пятое октября, нам приказали собираться в путь. Как будто нам было что собирать! Взяли свои тряпки и встали перед комендатурой. Вскоре появились четыре грузовика и двадцать эсэсовцев с автоматами. Нас набили в грузовики не хуже сардин и повезли. Колонну возглавлял черный лимузин с сопровождающими.
Минут через десять мы прибыли на железнодорожный вокзал в Топчидере. Здесь нас ожидало пять отдельных вагонов, перед которыми дежурили вооруженные эсэсовцы. На каждом вагоне была надпись: «Тридцать солдат и шесть лошадей». Эти надписи были нам непонятны. Значит ли это, что мы поедем вместе с лошадьми? На самом деле это были вагоны для животных, а не для людей.
Мы стояли на перроне в лохмотьях, со своими убогими пожитками. Осеннее утро было прохладным, и мы, скудно одетые, дрожали от холода. Из лимузина вылез Вуйкович с немцами, он сразу меня заметил, подошел, положил руку на плечо и со своей циничной усмешкой произнес:
– Ну что, дорогой мой поп, вот мы и расстаемся. Счастливого пути и приятного отдыха. Пиши, как доедешь.
– Жизнь моя в руках Господа и больше ни в чьих, ответил я.