— Мисс Арета верно говорит, — сказал Линсей. — Ты доставил ей затруднение.
— Поэтому, — продолжала Арета, — изволь немедленно взять от меня десять квадруплей. Я тебе их дарю. Ты подарил мне, а я тебе. Хватит тебе?
— О! На все хватит! — ответил мальчик, несколько сбитый со своей хозяйской позиции. — Еще останется; и если даже я куплю мятных лепешек и имбирных пряников, то все равно останется. Мистеру Линсею я ничего не отделил. Это не потому, что я не хотел. Вы сами видели, какой расчет… Ему не хватило…
— Не надо, не надо мне ничего, Роберт, — сказал Линсей. — У меня есть с собой около ста фунтов, я богаче всех вас.
Таким образом, распределение «богатств» было окончено, после чего Арета тайно вручила Линсею для мальчика еще десять квадруплей, а Вермонт подарил ему небольшой револьвер системы Бульдог и горсть патронов к нему.
Флора принесла Звезде Юга завернутый в бумагу пирог с мясом на дорогу, а Гиацинт — старый индейский нож в кожаных ножнах, после чего Арета наспех сшила для мальчика из остатков материи мягкую шляпу.
Все очень устали от неожиданной находки, а потому разговоры смолкли в ожидании завтрака; только один Роберт, с револьвером в мешочке на груди (свой Лефоше он передал Линсею, так как некуда было ему его девать) и с ножом на боку, ходил по ранчо, рассказывая каждому встречному обитателю свою историю с догадкой о кладе.
После матэ, еды и еще матэ отъезжающие покинули ранчо «Каменный Столб».
Велико было удивление Линсея увидеть бросившуюся к нему в отчаянии молоденькую девицу, но еще больше удивился он, когда услышал ее исступленную просьбу.
Видя, что важный с виду старик плохо понимает ее, Инес, путаясь и торопясь, изложила все дело и просила поторопиться. В своем отчаянии она искала немедленной защиты и утешения.
— Я понял вас, — сказал Линсей, выслушав ее. — Я верю вам.
Подоспевшая Катарина страшно смутилась, поняв, что Инес обратилась за помощью к незнакомому старику; однако, желая избавить воспитанницу от подозрения и недоверия, сама стала рассказывать о беде Инес более связно, чем сумасбродная девушка. Уже Катарина хотела извиниться, как Инес, ничего не слушая, топнула ногой и вскричала:
— Разве я ошиблась? Разве за вашим честным лицом и справедливым блеском ваших глаз кроется равнодушие? Кто же сжалится надо мной?!
— Сеньорита, — ответил Линсей, видя, что перед ним неожиданно приподнялась завеса семейной драмы, — не равнодушие видите вы, а беспомощность. Я могу, если понадобится, отдать все, что у меня есть, могу уже без сожаления отдать жизнь, но я бессилен освободить вашего брата. Я иностранец, вдобавок бедный. Ни знакомств, ни связей нет у меня в этой стране. Я не обладаю ни богатством, ни властью, ни даже большим образованием. То, что вам нужно — смелость, силу, изобретательность, предприимчивость, — отнял у меня конторский стол. Сорокалетняя однообразная работа высушила меня. Я — как отработанный шлак, не гожусь жить иначе, чем жил. Глаза видят, уши слышат, но усталость так велика, что я не могу уже помолодеть душой. Я — точно зритель жизни, а жить мне осталось недолго. Говорю вам так же откровенно, как откровенно вы обратились ко мне.