— И? — Лика распахивает глаза, складывает руки в замочек и подносит к подбородку.
— Мы друзья.
— Друзья?! — громко и разочарованно выдыхает она. — Ты серьезно?
— Угу… — киваю.
— Фу, ну это просто невыносимо. Сколько вы еще будете бегать вокруг да около своей очевидной взаимной симпатии?
— Сейчас все не от меня зависело.
И меня саму не устраивает исход этого диалога, но выбирать не приходится. Хотя бы так.
— Вы невыносимые. Но я все, — делает крест руками, — завязываю лезть к вам. Мне кажется, я больше мешаю, чем помогаю.
— Тут ты права, конечно…
Она слегка толкает меня в плечо.
— Могла бы и поотрицать ради приличия. Что собираешься делать?
— Судя по всему, дружить, — пожимаю плечом. — а там посмотрим.
— План так себе, но лучше пока не придумать. Давай ложиться спать?
— Да, день был жуткий вообще-то… Когда ты меня звала к вам, то забыла обмолвиться о возможных вариациях.
— У моей семьи все вариации возможны. Не удивлюсь, если однажды кто-нибудь, кому-нибудь яда подсыплет в вино.
— У, ну это слишком. Мне тут ложиться?
— Могу предложить гостевую комнату, но там не безопасно. — вопросительно поднимаю бровь, и она поясняет: — ну, замка нет.
— А-а-а, нет, я лучше с тобой. Только сначала спущусь выпить водички.
— Тебя проводить?
— О, ну это уже паранойя. — отмахиваюсь.
— Тогда я ложусь.
— Давай.
Желаю Лике спокойной ночи и выхожу в темный пустой коридор. Если днем этот дом казался светлым и просторным, то сейчас чувство, будто стены — великаны давят на тебя, потолок прижимает макушку. Бреду по памяти, спускаюсь вниз и захожу на кухню.
В полумраке за барной стойкой, держа бокал в руке сидит Мария. Она сразу увидела меня, в противном случае, я бы ушла откуда пришла и перетерпела бы до утра. Но сейчас приходится отрывать бетонные ноги от ледяного пола, передвигать ими и смотреть в опухшие глаза матери, чьего сына избили по моей вине. При чем второй ее сын.
— Тоже не спится? — спрашивает она.
— Я…Это…Водички попить…
Кивает, делает неспешный глоток янтарной жидкости и прикрывает глаза. Обхожу ее, беру стакан и наполняю водой. Осушиваю его полностью, но жажда не утолена. Набираю еще один стаканчик и пью его размеренно. Может, в этом дело?
— Ты, наверно, считаешь меня плохой матерью? — долетает вопрос до моей спины. Ставлю дрожащей рукой стакан обратно и поворачиваюсь.
— Нет, я совсем так не думаю.
— Знаешь, сколько раз я пожалела о том, что спасая одного ребенка, чуть не загубила второго? — еще один глоток, — ровно столько дней, сколько прошло с этого ужасного дня. Не было ни одного вечера, когда бы я не вспоминала тот момент, когда Эрнест узнал обо всем. В моей голове, — прикладывает палец к виску, — так прочно засели его глаза полные слез и отчаяния, что мне иногда даже снятся они. Я так жалею, что это дикое волнение за Эрика ослепило меня. Хочу вернуть тот день, когда в этом доме принималось это идиотское решение и все изменить. Ведь мы виноваты, что не обратили внимание на увлечение Эрика раньше. Мы виноваты во многом… Я не знаю, сможет ли Эрнест когда-нибудь простить нас. Сможет ли он когда-нибудь войти в этот дом, не сжав кулаки. Однажды я была слепа к чувствам своего мальчика, но впредь этого больше не будет. После Америки он далек от нас, я не знаю его так хорошо, как хотелось бы, но мое материнское чутье подсказывает, что сегодня он был искренен от и до. Не совершай моих ошибок, Полина. Не закрывай глаза на то, что внутри него….