Пахло сыростью и медикаментами, но вместо камня, такого привычного за время, проведенное в тюрьме, Ойтуш находился в некой брезентовой полубочке, напоминающей палатку из старых фильмов о войне.
За спиной послышалось копошение, и Ойтуш резко развернулся, задней мыслью понимая, что его тело среагировало как никогда быстро. Из тамбура в палатку вошел нескладный темноволосый парень в очках и большим фонарем в руках. На вид ему было около восемнадцати лет.
— Как самочувствие? — сходу спросил он, надевая белый халат. — Выспался?
— Можно и так сказать, — ответил Ойтуш, внимательно наблюдая за каждым жестом незнакомца.
Сказать по правде, с каждой минутой он ощущал себя все лучше и лучше. Ойтуш слышал, видел, соображал, а также реагировал на окружающие импульсы гораздо лучше, чем когда-либо в жизни. К тому же чутье подсказывало ему, что в этом странном месте он находится в полной безопасности.
— Честно говоря, мы опасались, что потеряем тебя, — сказал парень, вынимая катер и иглы из вен. Его внимательные темные глаза бегло ощупывали лицо Ойтуша.
— Мы?
— Сопротивление, — кивнул тот. — Слышал о таком?
Этого просто не могло быть. Конечно Ойтуш знал, что в Метрополе существует некое сообщество людей, игнорирующих законы о классах, но их было принято считать отребьем, неспособным жить в социуме.
— Да, приходилось, — только и мог сказать Ойтуш. — Где я?
— Под городом, примерно в районе Окто-Гана, — ответил парень в медицинском халате. — Тюрьма, в которой тебя держали, находится прямо над нами.
Ойтуш посмотрел вверх, но над ним был лишь брезентовый потолок. Тем не менее давящее ощущение замкнутого пространства и сотен метров холодного камня над головой подсказывало ему, что он вовсе не на пикнике с палаткой.
— Ты провел там месяц и одну неделю, плюс неделю здесь на стимуляторах и адаптогенах, — “врач” проверял его сухожильные рефлексы.
Ойтуш сокрушенно покачал головой. Значит Сати уже больше месяца живет в чей-то семье. Как игрушка…
— Во время операции твой чип взорвался, чуть не снеся тебе полчерепа, — продолжал парень.
— Что? — не веря своим ушам, переспросил Ойтуш и судорожно схватился за голову. Его пальцы нащупали тонкую бороздку швов, прямо над тем местом, куда ему много лет назад вживили отслеживающее устройство.
— Прости, Ойтуш, таково наше правило, — развел руками незнакомец. — Оставить чип в твоей голове — значит собственноручно сдать себя протекторию. Мы до сих пор живы только потому, что сделали это с каждым. Скрыли свое местоположение.
Вместо слов Ойтуш лишь горько усмехнулся. Без чипа путь к наверх был ему заказан. Без своего паспорта, без “Ока” он был не больше, чем букашкой.