Проснулся я уже на закате, и настроение было таким, словно я наелся этих супер-червей. Молитва ничуть не помогла, пришлось спасаться R-подключением. Оттуда я вынырнул уже после одиннадцати, Ленка, осуждающе глядя, разогрела мне картошку с рыбой, потом, как всегда после выныривания, заболела голова, я глотнул таблетку и завалился спать – уже по-настоящему, до утреннего будильника. Ничего на сей раз не снилось, просто постепенно гасли мысли, из которых я запомнил лишь одну: а что, если это последний спокойный день в моей жизни? К счастью, додумать уже не успел.
Небо с утра оккупировали плотные серые тучи, по-разбойничьи свистел ветер, и дело шло к метели. Она и разразилась часов в семь, а когда я без десяти восемь поднялся на ступеньки «Золотого колосса», дело приняло уже нешуточный оборот. Оранжевый пуховик спасал от холода, но щёки и нос драло сухим, удивительно колючим снегом. В лиловом свете фонарей кружащиеся хлопья обретали странные очертания. Вихри закручивались, сталкивались, распадались – и вновь соединялись в какие-то безумные фигуры. Поневоле вспомнишь – «домового ли хоронят, ведьму ль замуж выдают».
Интересно, как мы с Валерой в такой замяти найдём друг друга? Да и будь сейчас тихий вечер – как узнаем? Примет никаких в батюшкиной бумажке не описывалось. Надо бы как в классическом фильме – журнал «Огонёк» в кармане. «Огонька», правда, уже тридцать лет как нет, но его можно было бы заменить «Сетевиком» или «Сверхновым миром». Особенно хорошо смотрелся бы «Сверхновый мир» – этот еженедельник с самого своего рождения с каким-то распалённым сладострастием обличал гримасы православия. Звёздный час его настал девять лет назад, когда грянуло самарское дело.
Я вспомнил тот жаркий во всех смыслах день, седьмое августа. Сеть просто взбесилась, новости множились тысячами, отличаясь друг от друга даже не мелкими деталями, а градусом патетики. Шутка ли сказать: двое православных террористов, Примухин и Костюкевич, взорвали молодёжный гейский лагерь под Самарой! Пластид-гамма. Сорок девять трупов – в возрасте от четырнадцати до тридцати восьми лет, восемьдесят один раненый. Выразили, так сказать, церковное отношение к содомитам. Пойманные полутора часами позже, раскаяние не выказали, назвали себя мучениками за святую веру, заявили, что действовали по благословению духовника и что всякому истинному христианину надлежит подхватить их знамя… Заявление патриарха Афанасия, что дело тут нечисто и нужно тщательно разобраться, тут же подали как церковную поддержку негодяев. «Понеслось дерьмо по трубам», как ёмко выразился у нас в приходе пожилой алтарник дядя Лёша.