Устремилася очами в скоморошину.
Эта песня-душа — вся Добрынюшкина!
Только сам-то скоморох — не Добрынюшка он!
Кончил песню Добрыня печальную.
Говорил тогда Володимир-князь:
«Уж ты гой еси, удалой скоморох!
Мы ведь песен таких ещё не слыхивали,
Кроме как от Добрыни Никитьевича!
Да сложил наш Добрыня буйну голову,
В чистом поле пал наш Никитьевич!
Хоть печальная песня, скоморох, твоя
Пропевалася не ко времени:
Не ко свадьбе-веселью, не к гулянью она,
Да испей, скоморох, чару полную
От меня во здоровье князей молодых!»
Тут встал-наливал сам Владимир-князь
Чару полную зелена вина.
Разводил он медами стоялыми
Да с поклоном подносил скоморошине.
Чару брал скоморох, только пить не стал.
«Ты, Владимир—князь стольнокиевский!
Принимаю от тебя подношеньице
За награду, за дар великий княжеский!
А хотел бы и сам сделать нынче я дар
Обручённой княгине Настасьюшке.
Только нечем дарить скоморошине:
Ни именья, ни гроша — только гусли да душа!
А дарил бы душу — ей душа не нужна!
А дарил бы я гусли — не гуслярка она!
У меня нет другого подарочка,
Чем моя дорогая эта чарочка!
Ты дозволь, Володимир Красно Солнышко,
Подарю я Настасье этот дар дорогой!»
Золотой перстенёк, да по тайности,
Опустил в чару пенную Добрынюшка.
Подавал-говорил он Настасьюшке:
«Ты, княгинюшка обрученная!
Ты прими от скомороха забродящего
Дорогой мой такой вот подарочек:
Эту чару прими зелена вина!
Если хочешь добра — так пей до дна!
А не хочешь добра — так не пей до дна!»
Молодая Настасья чару пенную
Принимала-выпивала до донышка.
Прикатился к устам золотой перстенёк:
Обручальный-венчальный перстенёчек тот!
Им с Добрыней она поменялася!
Им с Добрыней она обручалася!
Им Настасья-то обещалася
Одному быть верной Добрынюшке!
Тут да стукнет Настасья Микулична
Золотою чарой о столешницу;
Тут да прыгнет она ко скоморошине
Через яства-питья, через стол золотой;
Тут да схватится за плечи за Добрынины‚
И сказует она Володимиру:
«Гой еси ты, Владимир стольнокиевский.
А не тот мой муж, что со мной сидел
А тот мой муж, что напротив стоит —
Долгожданный мой Добрынюшка Никитьевич!»
Припадала головушкой к Добрынюшке,
Говорила Настасья Микулична:
«Ты прости меня, любимая державушка,
Что пошла я за Алёшу за Поповича!
Пересилили меня сильные,
Приневолили люди могучие!
А насилье творил сам Владимир-князь.
Он насилье творил, он угрозой грозил,
Что повыгонит меня вон с родины,
Что мне места не даст в нашем Киеве!»
Отвечал ей Добрынюшка Никитьевич:
«Дорогая Настасья Микулична!
Я прощу тебя по женской глупости,
Не по глупости, так по слабости:
Ведь насильным уводом увели тебя.
Да Алёшу Поповича простить не могу!