Стоил почувствовал, что кто-то копошится возле его ног, и с удивлением увидел своего отца в пропитанной мазутом спецовке, с огромным гаечным ключом в руках. Он отвинчивал гайку, которой ноги Стоила были привинчены к полу. Для маскировки он все время пыхтел, как паровоз. Как только я ее отвинчу, прошептал он между двумя выхлопами пара, ты беги! Беги, мой мальчик, иначе эти вот сотрут тебя в порошок. И продолжал ловко орудовать ключом.
Стоил оглянулся: у входа стоял на часах жандарм, окна были зарешечены — куда бежать? И в тот же миг он ощутил, как плечи его налились силой, как напряглось все тело: впервые в жизни он ощутил в себе способность летать. И пока судьи, уткнувшись в папки, слушали приговор, гайка свалилась на пол. Оторвав от паркета онемевшие ноги, он взмахнул руками и, не обращая внимания на изумленные взгляды присутствующих, пронзил в полете монаршье брюхо. Августейший весь разодрался, на раме повисли клочья, а Стоил, ослепленный солнцем, устремился в высоту и простор. Его тело было удивительно легким, руки жадно загребали прозрачный воздух, а вытянутые ноги управляли полетом — стоило чуть шевельнуть ими, и направление менялось. Он кружил над городом, медленно вращались внизу улицы и площади, центр и старые кварталы, соборная колокольня, в чьих бойницах ворковали голуби, круглая мечеть, заборы, и в отдалении — каменное русло реки.
Стоил Дженев пришел за две-три минуты до начала заседания. Его неизменный темный костюм заметно выделялся в пестроте будничной одежды остальных. Лишь инженер Попангелов да Батошева из финансового отдела могли с ним тягаться в строгости одежды.
Дженев молча поздоровался со всеми за руку, сознательно начав не с Миятева.
Он недоспал, но напряжение не давало расслабиться. А для напряжения были причины: когда накануне он предложил Миятеву внести изменение в повестку дня, у секретаря парткома глаза полезли на лоб. Помолчав, Миятев сказал, что следовало бы подождать возвращения директора. Дженев не мог не заметить, что Миятев назвал не фамилию Караджова, а его должность. Затем Миятев спросил, вправе ли партком пересматривать государственный план. Дженеву пришлось пояснить, что речь идет не о государственном плане, а о двух, даже о трех — если иметь в виду последнее распоряжение Караджова — вариантах проекта и такое обсуждение вполне отвечает новым представлениям о процессе планирования. Миятев колебался. «Почему бы нам не дождаться возвращения директора? — повторил он. — Раз проблема спорная, пускай присутствуют все стороны. Тем более что и у парткома есть к директору вопросы».