Но я не побеспокою отца рассказом о своих планах. У него и так много хлопот.
— Что мы будем с тобой делать? — внезапно спросил он.
— Не знаю, сэр, — ответила я.
Слово «сэр» пришло из ниоткуда. Я никогда так не обращалась к своему отцу, но сейчас это было правильно.
— Просто иногда… иногда мне кажется, что я очень похожа на свою мать.
Вот! Я это сказала!
Каковы будут последствия моей несдержанности?
— Ты не похожа на свою мать, Флавия.
Я задохнулась от этого удара.
— Ты и есть твоя мать.
Мой мозг превратился в рой — пчелиный улей, торнадо, тропический шторм. Мои уши и правда это слышали? Несколько лет мои сестрицы все активнее и активнее стараются убедить меня, что я подменыш, кусок угля, подброшенный Дедом Морозом в их чулки, что меня удочерили.
— Я уже какое-то время собираюсь поговорить с тобой, — сказал отец, копаясь в карманах халата, будто он что-то там потерял. — С тем же успехом можно сделать это сейчас.
У меня задрожал подбородок. В чем дело? Что он хочет сказать?
Он собирается содрать с меня шкуру за то, что я испортила свое лучшее пальто?
— Я осознаю, что твоя жизнь не всегда была… — неожиданно начал он. — Так сказать, я знаю, что ты иногда…
Он посмотрел на меня с несчастным видом, неверный свет свечи бросал отблески на его лицо.
— Черт бы все это побрал, — сказал он.
И снова начал:
— Как и твоей матери, тебе дарован роковой дар гениальности. Поэтому твоя жизнь никогда не будет легкой, и тебе не следует на это рассчитывать. Ты всегда должна помнить, что за великие дары приходится дорого платить. Вопросы есть?
Дорогой отец! Даже в самые трогательные моменты он говорит словно на параде. Как же я его люблю.
— Нет, сэр, — сказала я, как будто сапер, которому велено взорвать вражеские ряды. — Вопросов нет.
— Очень хорошо. Очень хорошо, — произнес отец, вставая и потирая ладони. — Что ж, тогда тебе лучше пойти и немного поспать.
И с этими словами он ушел, оставив меня за столом в одиночестве.
Я поразмыслила над всем, что он сказал.
Его замечания насчет Харриет — не то, о чем думают за кухонным столом. Мне надо обдумать это позже в уединении моей комнаты. В уютной кровати.
Одно было ясно. Отец не запретил мне напрямую приближаться к церкви.
— Г’рят, он кровоточит, п’тому что его кости потревожили!
Миссис Мюллет зачерпнула еще ложку своей каши, больше похожей на лаву, и положила мне в тарелку. У меня в голове промелькнули мысли об Оливере Твисте наоборот: «Пожалуйста, мэм, я больше не хочу».
— Кушай, дорогуша, пока она горячая. Будь хорошей девочкой. Помни: Маргарет Мюллет не сочиняет, овсяная каша к ребрам прилипает. О! Да я поэтесса, я и не знала!