Однако после этого все пошло кувырком. Отец лишился места, стал пить, потерял надежду на возвращение старых порядков. Но лютую свою ненависть к Советской власти он сумел передать и сыну, Андрею.
Незадолго до войны, прослужив два года в одной из частей одесского гарнизона, Андрей Квако демобилизовался. Оставшись в Одессе, поступил на работу в портовую контору. В том же году, получив отпуск, более двух недель провел в Сухуми. Почти каждый вечер, проходя мимо отцовского дома, Квако в бессилии сжимал кулаки: отца уже не было в живых, а сам он здесь совсем чужой.
С темной душой вернулся в Одессу. И тут — война…
Квако сам явился в немецкую комендатуру, сам вызвался помогать оккупантам. И многое сумел сделать для немцев. А фашисты что-то не очень щедро расплачиваются за его услуги…
Как медленно продвигаются они к Сухуми! Второй год воюют, а город не взят. Теперь все потянулись к Волге. Жди, когда придут в Закавказье!.. Конечно, Волга — это хорошо. Оттуда — на Москву, на Астрахань… И все же часть войск надо бы в горы… Тут под боком жемчужина Абхазии — Сухуми! Если бы его, Квако, воля, он давно овладел бы этим прекрасным городом. Немцы упускают выгодный момент. Знают же, что сейчас все перевалы открыты! Группы большевиков, ушедших в горы, конечно, не остановят их… Чего же медлить?
Квако так увлекся своими думами, что споткнулся и чуть не упал. Разглядев большой полосатый арбуз, пнул его ногою и выругался.
— Кто там? — послышался голос из полутьмы.
Андрей пригнулся и различил фигуру человека, а рядом — шалаш. Ну, конечно же, бахча: сколько арбузов под ногами!
— Свои, — отозвался он.
— Чую, что свои. А то, говорят, нехристы уже в станице. Будь они прокляты, — хрипел старик, приближаясь. — Грабят, убивают. Все живое под корень сводят.
Квако нащупал в кармане пистолет, сжал в руке.
— Ты один?
— Один, товарышок… Приказу не было, вот и жду. Як, думаю, без приказу такое добро бросать? Да и наши, красные, скоро вернутся…
— Коммунист? — подступил вплотную солдат.
— Та ты шо, з глузду съихав? — удивился старик. — Семьдесят третий год живу на свете… Якый з мэнэ коммунист? Непартийный я большевик.
— Н-нда-а… Своих, значит, ждешь?
— Жду, товарышок… Душою чую — вернутся они… В гражданскую тоже так було: и Дон и Кубань враги захватили, а люди всэ одно духом не падали… Та хто ж ему, ворогу, рад? Шо вин жизнь тоби хорошу даст? Фашист, он сам по себе, хыщнык, всэ крови шукае. Та шо ж мы стоим, можэ исты хочешь?
Квако ткнул стволом пистолета старику в грудь и выстрелил. Тот грузно рухнул на землю и только слабо прохрипел.