Воля покойного (Осипов) - страница 15

Это Азизяка а-а-ха-а

Партии (!) хуяка а-а-ха-а...

Через некоторое время сама подлинная, обычная украинская фамилия Азизяна была напрочь забыта. Слово "Азизян" замелькало в доносах и попало в архивы КГБ, увлеченно занятого расшифровкой аббревиатур Эй Си-Ди Си и вполне кашерной группы "Кисс" (Азизян любил "тяжеляк"). А стюардесса Таня Самофалл, показывая мне датский порнобуклет с мухами, говорила, что его подарил ей "этот мальчик-армянин с косым глазом, ну Саша... Азизов". Однако, уже при Горбатом мы стали называть Азизяна иначе - Яшико, по имени одного албанского композитора.

Самым удивительным последствием переименования "Саши с косым глазом" в Азизяна стала метаморфоза, постигшая его дядю, жителя весьма удаленного от воспетой Мандельштамом страны, пограничного городка в Карпатах. Этот импозантный мужчина в кожаной куртке и с подкрашенными в черный цвет волосами, уложенными в кок, прослышав, на какое слово отзывается его племянник, принял правила игры и включился в мистификацию с такой страстью, что за весьма короткий срок обармянился совершенно. Отчасти этому безрассудному для человека его лет увлечению способствовало присущее ему в избытке чувство юмора, а отчасти - потребность непрерывной деятельности, спасавшая многих советских бунтарей против системы от смертельной пустоты и скуки одиночества. "Дядька", - как называл его Азик, был и радиохулиганом, и контрабандистом, и мотогонщиком, и даже изобретателем! Теперь этот некогда неукротимый человек лежал под дождем в гробу, беспомощный и беззащитный, поредевшие седые волосы - все, что осталось от "кока" бывшего "тедди-боя", плачевно налипли на мокрый лоб, но и таким я узнал его. Мы общались в былые годы. Но, гадал я, просто ли сумасбродством его, чего уж греха таить, не совсем нормальных родичей обязан он своим появлением у "Стереорая" post mortem или же здесь какая-то иная причина? Я надеялся, что племянник мне все расскажет. Азизян достал сигарету и щелкнув портсигаром, пригладил волосы, потом прикурил и дважды глубоко затянувшись, заговорил:

Такова воля усопшего, папа. Ни хуя, как говорится, не попишешь. Как ты уже, наверное, изволил догадаться, мертвый господин в гробу - мой дядя Вячеслав. А эти двое, - он едва кивнул подбородком в сторону своих Leibwache - Хирам и Спорус, родственники жены брата. Поминки будем справлять в столовой "Алые паруса".

А почему не в "офицерской", она же ближе, - чуть не спросил я, но за какую-то долю секунды вспомнил, что оба эти заведения уже много лет, как снесены, и на месте "Алых парусов" теперь городской террариум, а "офицерскую" отдали правозащитному центру, поэтому я только спросил сочувственно: