Воля покойного (Осипов) - страница 23

- Лови! - я бросаю ему на хуй горячее полотенце, тихо вытягиваюсь рядом, и продолжаю:

- Однажды Личинский имел неосторожность произнести фамилию Мараскалко в присутствии Осипова, тот, естественно, сделал вид, что не расслышал, и попросил повторить... Потом рассказал злобному карлику Стоунзу...

- Он любит стравливать людей. Кажется, он -жидяра...

- Ни хуя - в том-то и дело, что он хуй знает кто...

- А хули он тогда такой черный?

- Не знаю. Все, кого о нем не спроси, знают, что это очень темный и мутный тип, всегда и отовсюду извлекающий свою непонятную выгоду, особенно из страданий других людей, особенно если эти люди любят друг друга... Сережа Мельничук, повар, голубой...

- Голубой он чи какой, только сволочь он последняя, холодная гадина. В армии мы таких пиздили.

Люцифер не заметил, как соврал. Ни в какой армии он не служил.

Звонит телефон. Это Алла. Алла Лысенко. Я была на спектакле, он мне ужасно не понравился, я разочарована.

- Шо за пьесу ты смотрела? - спрашивает Люцифер. - "Зоркий сокол"? О чем? Жопники? Лесбуха?

Оказывается, это моноспектакль о жизни Эдит Пиаф. В главной роли там раньше выступала актриса Вербовая, но она год назад поехала в Соединенные Смрады, выносить за "холокост-сурвайверами" горшки с говнецом, читать им на страшный сон дневник Анны F...K. Ухо у этой пизды было такой формы, что выглядывало из-под шапки, как грибная губа из-под юбки. Кто-то видел фото из Америки - она прислала. Сидит на колене у Санта-Клауса.

Америка. Когда я показал Нападающему конверт Макси-Сингла, где он похож на Лену Остроух, он сделал то, что делает каждый раз, когда видит, благодаря мне, интересные картинки. Он выкрикивает: "Я сейчас дрочить начну! И сопровождает эти слова характерным движением пальцев, как-будто навинчивает глушитель себе на Luger.

Известно ли тебе, как называет гей-международник Феофанов в своей книге "Тигр в Гитаре" (названной так по рекламе бензина - "Пустите тигра в свой бензобак!") такую простую вещь, как постер? - спрашиваю я у самого себя в сумерках, думая о том, как наполняются эти часы черной водой зеркала, и сам себе вслух отвечаю, - "Огромный фотопортрет".

- Охуенная книга, - произносит Люцифер голосом человека, все близкие родственники которого наложили на себя руки.

- Охуенная вода, - доносится крик одного из мальчиков, пришедших понырять со скалы, пока окончательно не стемнеет. Наверное, до сих пор чокается с приятелями стаканами, полными лимонада.

Вечером, где-то около девяти, снова звонил Стоунз.

- Але?! Це ты? Слышь, Игорь (какая ему, блядь, Игорь?!), кажется мне, ты понял, пиздец. Мамаши дома нет и там где телик; Ты слушаешь, Игорек (?) ? Вместо телика стоит старик Михайлидис в виде монстра, рот в крови...