— Чему тут удивляться, почтеннейший? — по обыкновению ухмыльнулся Гарегин. — Сейчас лампы у всех стоят. Никакой фабрике не управиться…
Вошедший в лавку крестьянин еще в двери снял шапку и молча поклонился.
— Я ж тебя предупреждал: не тяни. Пришлось ведь сызнова прийти! — крикнул ему Гарегин.
— Что поделаешь, сударь мой? — обратился к майору крестьянин. — Купишь, хлопот не оберешься; не купишь — еще хуже! Семья… оно, конечно, надо бы…
Говоря, он мял в руках свою маленькую войлочную шапку, и его крупные, заскорузлые пальцы едва заметно вздрагивали, выдавая все же, против его воли, волнение, подымавшееся с самого дна его крестьянской души и порожденное неотступной заботой о семье, о завтрашнем дне…
— Нету уж. Продал! — оборвал его Гарегин.
— Гарегин, кормилец… — растерялся покупатель, словно лишь сейчас, в это мгновение поняв, сколь необходима была ему эта вещь, потерянная, выпущенная из рук из-за ставшей второй натурой нерешительности, крестьянской осторожности и скупости. Он рассердился на себя, но еще больше — на другого, на соперника, не давшего ему времени как следует поколебаться, а прямо из-под носа утащившего облюбованный им товар.
— Кто кого обскачет… так, что ли? Как же это
можно? — проговорил он, уже не скрывая раздражения. А
— Как дела, дядюшка? Что на свете нового? — спросил его майор.
Остыв от своего внезапного гнева, крестьянин точно сызнова заметил майора — так, будто за это время, тот успел выйти из лавки и уже вернуться обратно. Смутившись, он опять стал мять в руках свою шапку.
— Живем мы ничего, — ответил он, чуть помедлив. — Нынче всего вдоволь. Сахар, что я у тебя купил на днях, еле накололся… булыжник прямо! — громко сказал он опершемуся о прилавок Гарегину. — Он славный парень… благодетель наш, — добавил он, вновь обращаясь к майору.
— Так чего ж вы на государя жалуетесь? — полюбопытствовал майор.
— Это мы-то жалуемся? Да кто вам сказал? Чего ради мы бы стали жаловаться? — всерьез забеспокоился крестьянин.
Взяв выложенное Гарегином на прилавок стекло для лампы, майор сухо сказал:
— Одну вдову и ту защитить не сумели… Позор нам всем!
Через несколько минут он уже сидел в доме вдовы и, заложив ногу за ногу, с удовольствием потягивая домашнюю виноградную водку, рассказывал растерявшимся от его неожиданного появления матери и сыну охотничьи небылицы.
Борчалинца там, разумеется, не было. Сейчас он, по-видимому, сидел в своей глинобитной лачуге в окружении всех своих жен и детей и, довольный своей вчерашней удалью, горстью ел плов!
— Идешь по мокрой траве, ружье наготове… когда оно понадобится, и сам не знаешь. Глаз не сводишь с травы, и все же так неожиданно из-под ног взлетает— поневоле вздрогнешь. Бах! Загремит, сверкнет — как огонь, ежели керосином плеснуть… — увлеченно рассказывал майор…