Оба почувствовали себя свободней.
— А что этот ее Неволин? — спросил Эдгар.
— Пьет, говорят, а жена его содержит. То и дело в канавах подбирают. Вот так…
— Это можно было предвидеть.
— Ты заметил, как Ариадна изменилась?
— Почему она не говорит по-польски? — спросил Эдгар, не желая задерживаться на вопросе Януша.
— Бог ее знает. А ведь в польском монастыре. У базилианок>{7}.
— Да. Но пострига не приняла. Это характерно.
Януш перегнулся над тарелкой к Эдгару и снова патетически произнес:
— Подумать только, Эдгар, ведь я ее обожествлял!
Разговор их прервал официант.
— Ты знаешь, — сказал Эдгар, — я в Италии выбираю кушанья по тому, как звучат названия. Послушай вот, как это звучит: aragosta in bella vista. Или: faraona gelata con piselli.
И он заказал это блюдо. Януш молчал.
— Ведь уже двадцать два года прошло. Я тогда был совсем-совсем молодым, а меня уже знали как композитора… Как все изменилось.
Каждый из них говорил о себе. Наконец они осознали это.
— Что поделывает твоя сестра? — спросил Шиллер.
— То же, что всегда, — усмехнулся Януш. — Я думал, что после возвращения из Испании она ударится в политику. И действительно на время увлеклась, устроила несколько «политических» обедов, но скоро все прошло.
И он вздохнул.
— Что-то у них там не ладится.
— Ты о чем?
— Ну, у Спыхалы и Марыси… Нехорошо что-то, так мне кажется.
— Что ты говоришь? — равнодушно откликнулся Эдгар, подбирая майонез. — А почему, интересно, они не поженились?
— Очень просто. В случае замужества Марыси опека над имуществом Алека перешла бы к графине Казерта.
— Ах, так! — усмехнулся композитор. — А я-то и не подумал.
— Ты вообще ни о чем не думал, — как-то туманно произнес Януш.
— Действительно. Был и, пожалуй, остался на редкость незадачливым.
И, подождав, пока сменят тарелки, продолжал:
— Я же никогда тебе не говорил, мы никогда не разговаривали с тобой о всех этих делах.
— А зачем? — резко спросил Януш.
— Ты прав — зачем? Только вот, сам не знаю почему, я хотел бы рассказать тебе один небольшой эпизод. Понимаешь? Как тянет иной раз сыграть одну из мазурок Шопена или «Warum»>{8} Шумана, так иногда хочется и рассказать о чем-то. Особенно о том, что было еще тогда, давно.
— В Одессе?
— В Одессе. Когда вы еще жили у нас — и ты, и Юзек, и профессор. И когда ты был так влюблен в Ариадну, что у всех сердце разрывалось.
— Это было заметно?
— Еще бы. И вот как-то пришла Марыся со Спыхалой. Нет, не тогда, когда они объяснились с Олей, а в другой раз. Оля при виде их встала и ушла в кухню. А твоя сестра, прищурившись и как-то подобравшись, спросила: «Это та малютка?» Была такая жестокость в этом вопросе, такая… И Марыся была такая красивая, когда задавала этот вопрос, такая холодная, надменная, недоступная…