— А где он застрелился?
— У себя в квартире, есть у него там комната на Снядецких. Сразу же после моего звонка.
— А откуда у него револьвер?
— Сейчас, сейчас… Помнишь, Губерт, как ты позвонил на Брацкую, а я тебе сказал, что приходи, мол, сразу? Когда это было? В прошлый четверг, да?
— Кажется, в четверг.
— Представьте, Адась тогда был у меня и показывал мне свою пушку. Парабеллум — во, первый сорт! Только как-то он все поигрывал им, этим револьвером… Я еще что-то такое почуял. Просто даже испугался, — признался Алек, комично разводя руками. — Черт ведь знает, что такому может в голову стукнуть. Глаза странные, и огоньки в них, не по душе мне были эти огоньки. В общем, не понравился он мне тогда. Потому я и сказал Губерту: «Приходи сейчас же», — когда он позвонил.
— А тот что же?
— А ничего. Распрощался и ушел.
— Думаешь, он застрелить тебя хотел?
— Да, думаю.
— Но зачем?
— Ну, мог подстроить как-нибудь. Что, дескать, в гневе, что я, дескать, распалился из-за того, что потерял… или там еще что-нибудь… Ну откуда я знаю?
— Все это фантазии твои.
В эту минуту в ресторан вошел Малик и, еще издалека увидев приятелей, так как никого больше в зале не было, подошел к их столу.
— Хорошо сделали, что ушли сразу после «Электры». Я видел вас в театре. Я тоже не выдержал. Зачем, спрашивается, такой винегрет? «Электра» — и «Мастер и подмастерье»!
— Ради публики.
— А мне кажется, что публика вполне удовольствовалась бы «Электрой». Вы видели? Видели? Какая актриса!.. Да что вам рассказывать. Вы же сами наверняка только об этом и говорите.
Переглянувшись, друзья слегка улыбнулись.
— Это что-то небывалое, что-то потрясающее, — горячился Малик, присев к столу. — Этому даже названия не подберешь, потому что это уже за пределами театра.
Друзья, словно сговорившись, уставились в свои тарелки. Бронек сидел с несчастным видом; перед ним громоздилась гора зеленоватой (в меню стояло «a l’italienne»[49]) горячей спаржи. Словоизвержение Малика слегка смущало их.
— Декорации вам очень удались, — сказал Алек и разрезал свою cotellette de volaille. Масло даже брызнуло на Губерта.
— Что ты делаешь! — воскликнул Губерт. — Мой костюм!
— Так и должно быть, — засмеялся Алек, — это же классическая котлета де воляй!
— Не знаю, что там должно быть, а этот костюм я сегодня надел впервые. Кстати сказать, ты даже внимания на это не обратил.
— А! И верно, очень хорош, — равнодушно заметил Алек.
— Вон оно что! А я-то на тебя все время смотрю, — смущенно признался Бронек, — и никак не могу взять в толк, почему ты так хорошо сегодня выглядишь.