— Нужны ли вам, ваша светлость, сейчас деньги на расходы по дому?
Билинская пожала плечами и тоже перешла на самый обычный тон:
— Мне нет. Может быть, Алеку?
— Пока не нужны, — сказал Алек чуть дрожащим голосом. — Они понадобятся мне лишь в тот день, когда мы обычно обрезали купоны…
— Итак, вы позволите мне ликвидировать недвижимость в Подкове?
— Я предпочел бы Вильгу-на-Висле. Не верю я в это дело.
— Справедливо, справедливо, — спокойно откликнулся Шушкевич. — А может быть, еще и под Якторовом?
— Вот именно. Я уже думал об этом, — сказал Алек.
Шушкевич взглянул на часы.
— К сожалению, уже пора.
— Когда похороны? — спросила Билинская.
— В половине двенадцатого начинается месса, — сказал Шушкевич с такой миной, будто уже находился в церкви.
— Тогда самое время.
Все попрощались и разошлись. Алек хотел еще переодеться и поэтому пошел наверх. У двери своей комнаты он нагнал Теклу и молча обнял ее.
— Откуда ты узнала? — спросил он.
— О, я сразу догадалась. Это преступник.
— Ну, я бы этого не сказал. Но откуда же все-таки?
— А ты никому не скажешь?
— Ну что ты.
— Мне Губерт сказал. Старик купил револьвер два месяца назад в их магазине. Губерт велел проверить номер. Тот самый. Губерт твой настоящий друг.
— Вот видишь! — торжествующе сказал Алек и пошел переодеваться.
В июле в Коморов приехал Мальский. Он постоянно подыскивал себе летнее жилье, вот ему и пришло в голову обратиться к Янушу. Особой радости у Януша это не вызвало, но что же было делать? Он телеграфировал: «Жду вас». Ядвига же отнеслась к этому визиту даже благосклонно.
— Хоть будет вам с кем поговорить, — сказала она, когда Януш осторожно уведомил ее, что в Коморов на две-три недели приезжает отдохнуть некий господин из Лодзи.
Но говорить Янушу не пришлось — бедный Мальский просто не давал ему рта раскрыть. Последние месяцы Мальский прожил в очень трудных условиях. Никакая работа его не устраивала, и то и дело менял места В конце концов музыкальные школы в Лодзи перестали иметь с ним дело — всем был известен его суматошный, истеричный нрав. Квартиры он тоже менял, когда была возможность, и наконец нашел пристанище во дворце пани Гданской, но, разумеется, и там не смог долго выдержать.
— Даже прислуга у нее невыносимая, — говорил он. — Вы только представьте себе лакея с позументами, который отворяет вам дверь и с презрением отзывается о своих хозяевах. О Гданской говорит: «Эта старая идиотка…»
Януш попытался возразить:
— Но ведь не в глаза же?
Мальский пищал:
— А за глаза — это еще хуже.
Януш взывал к его рассудку:
— Мне кажется, не он один называет за глаза Гданскую «Эта старая идиотка».