Атмосфера накалилась. Скандал утих, а вскоре угасли и разговоры. Стали прощаться. Прощались небрежно, не упоминая о том, что ждало их вечером. Спыхала получил приказ явиться к зданию сберкассы на углу Свентокшыской и Ясной.
Выходили по двое, необычно. Получилось так, что Спыхала вышел вместе с тем самым лысым офицером. На лестнице он уже знал: это был Стась Чиж.
— Ну, как ты? — спросил Спыхала, когда они вышли во двор.
— Да ничего, как видишь, — усмехнувшись, спокойно ответил Чиж. — Встречаемся на том же самом месте.
— Только спустя четверть века.
— Такой уж это беспокойный век.
Они пошли вместе. Чиж встревожился.
— Мы должны расходиться поодиночке, — робко напомнил он Спыхале.
Казимеж засмеялся.
— Да ты только посмотри вокруг, — сказал он, — на нас и внимания-то никто не обратит.
Офицеры шли медленно, их обгоняли люди помоложе. Это были сотни молодых мужчин и женщин, которые торопились на свои сборные пункты. Многие юноши — в сапогах, куртках, с рюкзаками за плечами. Чуть не у каждого — чемодан, сумка или большой сверток. Карманы плащей оттопыривались. Навстречу частенько попадались немецкие патрули, которые делали вид, будто ничего не замечают.
На улице Жабьей они зашли в маленькую кофейню (называлась она «Люля»), почти совсем пустую в эту пору, и сели за столик в углу. С минуту они молча разглядывали друг друга, как бы заново знакомясь. Лицо Чижа, казалось, окаменело. Морщины сходились у плотно сжатого рта, а губы, в молодости довольно пухлые и розовые — Казимеж хорошо это помнил, — стали теперь тонкими и упрямыми. Спыхала отметил про себя, что они производят просто неприятное впечатление. Ему жаль было того свежего и очень розовощекого мужчину: сейчас перед ним сидел какой-то серый и совершенно незнакомый человек. Но, обнаружив в Стасе эти перемены, он, однако, не сделал для себя никаких выводов. Потом он упрекал себя. В самом деле, для дипломата это было непростительной ошибкой.
Наконец, кладя перчатки на стол возле своей чашки, Спыхала нетерпеливо заговорил:
— Видишь, мы опрометчиво растратили самый ценный капитал нашей операции: внезапность.
Стась Чиж не проронил ни слова, он только беспокойно заерзал на стуле. А Спыхала и не ждал ответа.
— Ну, рассказывай, — повелительно обратился он к Чижу, — как ты?
— Что я? Попал как кур во щи. До этого был в лесу.
— Верно. Я тебя не видал.
— Да нет, я уж тут болтаюсь не первый день. Просто не встречались.
— Так, — продолжал допрос Спыхала. — А братья?
— Погибли. Двое — в Катыни, один — в Освенциме. Двое осталось. Один в Лондоне, другой здесь.