Хвала и слава. Том 2 (Ивашкевич) - страница 373

— Где она?

Жбик неохотно показал на угол двора.

— Там.

Анджеи пошел туда. За ним увязался самый молоденький боец отряда — Кацусь.

— Я покажу, пан поручик.

И протянул руку к мешку, которым был накрыт труп. Но Анджей отстранил руку паренька и сам откинул мешок с лица жертвы. Он узнал Касю.

Анджей дернул мешок сильнее, открыв труп женщины по пояс. Она лежала с раскрытыми глазами, и ее простая блузка из шотландки была вся в крови. Но лицо, неподвижное и окаменевшее, оставалось спокойным.

Анджей нагнулся еще ниже и прикоснулся к ее лбу. Он был еще теплый. Выстрел прозвучал четверть часа назад. Анджей передвинул ладонь ниже и прикрыл ей глаза. Потом выпрямился и застыл, глядя на мертвую. Наконец кивнул стоявшему рядом Кацусю, который быстро прикрыл мешком лицо Каси.

Обратный путь к подворотне показался Анджею очень долгим. Надо было решить, что делать со Жбиком. Так оставлять этого нельзя. Пуля в лоб — это было бы простейшее решение вопроса. Простейшее ли?

— Есть тут какой-нибудь подвал? — спросил он.

Кацусь знал все.

— Есть, — выпалил он, — есть, только все заперты.

— Надо открыть, — сказал Анджей, — и пусть двое отведут Жбика в подвал. И сторожат.

Он понимал, какой бессмыслицей было его приказание. Но ничего больше не приходило в голову, ему не хотелось кончать с парнем здесь, во дворе.

— Откуда взялась эта женщина? — спросил он еще, и это тоже было бессмыслицей.

— Пришла, еду какую-то несла.

— Еду? Где же она?

Ребята смотрели друг на друга и молчали.

Анджей подумал, что лучше уж не раскапывать всю эту историю, и пошел к дому. Поднимаясь по лестнице, он старался отогнать от себя мысль, что «рота» умышленно убила Касю. На этот раз, конечно, нет, а вот что будет через несколько дней?

Когда он вошел в комнату, Геленка и Губерт молчали. Несмотря на слабый свет быстро догоравших свечей, он заметил на лбу Губерта мелкие капельки пота. Анджей сел рядом с сестрой, вытянув свои длинные ноги.

— У тебя температура, Губерт, — проговорил он. — Ну что вы молчите?

Губерт вздрогнул.

— Мы говорили о Бронеке, — сказал он.

— И об Алеке, — колко добавила Геленка.

Жесты и голос Анджея выдавали, что водка подействовала на него. Он прямо-таки накинулся на Губерта.

— Этого Алека я простить тебе не могу, — сказал Анджей. — Чем тебе всегда так нравился этот хлыщ?

— Порой он бывал очень энергичен, — вспомнил Губерт.

— Ты носился с ним, как дурень с писаной торбой, — пожал плечами Анджей. — Зауряднейший сноб. И вся его живопись…

— Ты не всегда так говорил о нем, — начал терять терпение Губерт.

— Верно, не всегда. Я считал Алека другом. Но эта его мазня! Хуже нет, когда друг — неудавшийся художник, не знаешь, что ему сказать.