.
— Ты плохо это произносишь, Геленка.
— А ты плохо понимаешь, это хуже.
— Я не понимаю, я чувствую.
Геленка вдруг вся преобразилась. Ее жесткие черты смягчились, выражение лица стало совсем другим. Анджей с испугом смотрел на нее, он боялся, что Геленка расплачется. Но нет, лицо ее преобразилось, как весенний пейзаж, и Анджей вдруг увидел, как расцвела на этом строгом лице сестры добрая, робкая улыбка отца. Он стиснул зубы.
А Геленка близко-близко подошла к нему и, положив руку на его плечо, поцеловала в склоненную голову, быстро поцеловала его спутавшиеся волосы и сказала:
— Не надо ничего «чувствовать», Анджеек. Все за нас уже перечувствовано.
Тем временем полуобнаженный Губерт разыскал Эльжбету. Она сидела в сумрачной столовой, бессмысленно уставившись в угол, нахохлившаяся, как воробей в ненастье. Он едва узнал ее.
— Что тебе, Юзек? — спросила она, когда он остановился в дверях.
Губерт улыбнулся.
— Почему вы называете меня Юзеком? — спросил он.
Эльжбета смешалась:
— Нет, нет, это я так, обмолвилась, — быстро проговорила она.
В комнате было темно и как-то уныло. Свеча горела неровно, и неуютные тени ползали по стенам. Губерт внимательно разглядывал Эльжбету. Она не знала, что у него жар и что он уже выпил несколько рюмок, и была неприятно удивлена этим взглядом Губерта. Она поднялась и зачем-то переставила свечи со столика на столик. Отражение ее промелькнуло в трех стеклах широкого зеркального трельяжа. Перед зеркалом стояли розовые флаконы с заграничной косметикой.
— Пани Роза дома? — помолчав немного, спросил Губерт.
— К счастью, — быстро ответила Эльжбета. — Что бы она делала, если бы оказалась сейчас на улице, она ведь такая беспомощная.
— Она действительно могла что-нибудь сказать какому-то немцу?
Эльжбета перепугалась. Резко повернулась к Губерту.
— Ну что вы! Что это вам пришло в голову?
— Мне показалось, что вы сами говорили, — сказал Губерт.
— Да нет же!
Она взяла с зеркала флакон с одеколоном и смочила руки. Понюхала их.
Губерт подошел к ней.
— Разрешите, — сказал он.
Эльжбета протянула ему флакончик, но он подставил ладонь. Она налила в нее одеколон. Губерт вытер лицо, шею, грудь. Эльжбета старалась не смотреть на него. Она что-то переставляла на подзеркальнике. Вдруг спросила Губерта:
— У вас есть пистолет?
Губерт улыбнулся. Эльжбета, только подойдя к нему совсем близко, увидела, что глаза у Губерта потускнели от лихорадки. Он не ответил.
— Есть у вас пистолет? — повторила она.
— Вы не доверяете мне, — отозвался наконец он. — Думаю, что на всякий случай я шлепну пани Розу.