— Ах, нет! Губерт хотел ее застрелить. А я, идиотка, не дала.
— Вы немножко преувеличиваете, — попробовал улыбнуться Спыхала.
С улицы Гортензия все еще доносилась стрельба.
В пустых комнатах вдруг раздались гулкие шаги. Кто-то блуждал в потемках, наконец нашел дверь в комнату Эльжбеты и локтем толкнул ее. Дверь резко распахнулась, и маленький Кацусь едва не растянулся на пороге.
— Пани, пани! — закричал он, не очень-то хорошо владея собой.
Обе руки его были вымазаны чем-то красным и густым. Словно он раздавил в руках банку с вареньем. Эльжбета и Спыхала вскочили.
— Что случилось?
— Ты ранен?
— Нет, это не моя кровь. Пуля у меня шапку сорвала. Ну идите же, идите скорей… — сказал он, обращаясь к Спыхале.
— Что? Куда?
— Я вел пана поручика, а он упал и лежит. Здесь, около Веделя. Я не могу сдвинуть его с места. Идите же скорей!
Спыхала направился к дверям.
— Хорошо, тогда ступай впереди. Только осторожно, а то темно.
— На дворе светлей, — сказал Кацусь более твердым голосом, — те танки горят еще.
Эльжбета, казалось, начала трезветь.
— Это Анджей? — спросила она.
— Да, наверно, Анджей, — ответил Спыхала уже в дверях.
— Да, поручик Анджей, тот, который только что здесь был. — Голос Кацуся доносился из темноты. — Он ведь шел, а теперь лежит, и я не могу сдвинуть его с места.
На лестнице, в темноте, сидели какие-то люди. Их было много, Казимеж с трудом пробирался вниз.
— Что вы тут делаете? — спросил он.
— Ждем, — прозвучало в ответ. В голосе сказавшего это слышались скорбь и ирония.
В углу двое при свете фонаря, в который была вставлена свечка, отбрасывавшая свет на их склоненные лица, играли в карты. В их руках шелестели банкноты, золотая монета с тихим звоном ударилась о каменную ступеньку. Это были спекулянты валютой с Варецкой площади.
— Чего вы ждете? — спросил Спыхала.
— Лучших времен, — отозвался чей-то голос из другого темного угла.
Только в самом низу, в подворотне, Казимеж почувствовал прикосновение пушистого меха. Рядом с ним шла Эльжбета.
Казимеж наклонился к ней. Прошептал:
— Вернитесь. Зачем вы пошли?
Но Эльжбета, казалось, снова впала в какое-то беспамятство.
— Я не видела, как упал Юзек, — говорила она, — я не видела, как он упал.
Спыхала плотно сжал губы в темноте.
— Юзек упал на ворох люцерны, — сказал он скорее всего самому себе, — я видел его уже после боя.
Кацусь бежал впереди, как автомат, повторяя одно и то же жалобным, плаксивым голосом:
— Идите, идите!
Не соблюдая осторожности, прошли они по Шпитальной. У магазина Веделя Кацусь опустился на землю.
— Пан поручик! — проговорил он резко, более твердым голосом. — Пан поручик!