Оля стиснула кулаки, вглядываясь в эти твердые черты. Губы ее искривила недобрая, вернее горькая гримаса.
— Это ты меня уговорила, — прошептала она с жаром, — ты настояла на этом замужестве. Я никогда тебе не говорила — так и не сказала. Но это ты была повинна в моем несчастье. Что же ты сделала из моей жизни? Злая ты мать… Во что ты превратила мою жизнь?
И она судорожно припала к гробу, так что покачнулся подсвечник и свечи закапали стеарином.
— Ох, сумасшедшая я! — воскликнула она вполголоса. — Что я такое говорю! Дура я, мерзавка! — И зарыдала. Впервые за все это время громко зарыдала.
В комнату вошла Кася и подняла ее.
— Ступайте, пани дорогая, я уж посижу до утра с покойницей.
На похороны тети Михаси съехалось много народу — все делалось по старым обычаям. Экипажей оказалось маловато, и для Голомбека с Анджеем не нашлось места.
— Ну, мы с ним и пешком дойдем, — сказал Голомбек и, не дожидаясь, пока лошади тронутся, они направились лесом.
Погода после грозы резко переменилась, начались ветреные, прохладные дни, которые так хороши для жатвы. Дышалось легче.
Анджей заметил, что отец идет медленнее обычного, как-то волочит ноги и посапывает.
— Ты устал? — спросил он.
— Да. Давно не отдыхал, достается мне в Варшаве. А потом еще, как прихожу домой, вечно один.
— Вот кончатся каникулы — все соберемся дома.
— Иногда, хоть вас и много, мне все кажется, что я один. Вы уже ничем не помогаете мне, дети мои.
Анджей удивленно взглянул на отца.
— Что это значит — не помогаем?
— Да вот так. Как я уже не помогаю своей матери. Уже не с ней я, вот так и вы.
— Ты хочешь сказать, что нас не интересует твоя работа?
— Вот именно.
— Да, так вот оно и бывает. Ничего не поделаешь.
Анджей и сам удивился своим словам, а особенно тону, каким он это сказал. Прежней душевной близости уже не было. Отец как-то раздражал его. Раньше такого не случалось, Анджей даже задумался над этим.
— Вот и похоронили мы нашу тетю Михасю, — произнес минуту спустя Голомбек.
Они остановились на поляне. Резкий ветер сгибал верхушки деревьев, и, несмотря на то, что был самый разгар лета, казалось, наступила осень.
— Это ужасно, — сказал Анджей, — просто предел варварства. Положить умершего в ящик и зарыть в землю. Пусть там гниет.
— Так уж заведено.
— Но это говорит о том, какие мы еще варвары. Люди будут умирать иначе, они должны умирать иначе.
— Но как?
— Откуда я знаю! Распылиться вот с этим ветром, улететь куда-то… А так — это ужасно.
— Да, мир не очень хорошо устроен, — философски заметил Франтишек. Было похоже, что он не очень понял, что имеет в виду Анджей.