– Мы специально сюда пришли. Купец случаем прознал, где кузнец живет, и отправил договориться насчет товара. Этот, – кивок на труп, – приказчиком у Игната Пантелеевича и за доверенного. Я и ватажник мой охраной к нему, чтобы кто не обидел. Нашли кузнеца здесь. Подсели чин чином, повели разговор. Андрей ему предложение сделал, начали торговаться. Ну, пока рядились, кузнец Андрюху по матушке, я ему предложил укоротить язык. Слово за слово, а дальше вы знаете. Дело, в общем-то, житейское, кабы этот Андрея ножичком не приласкал.
– Сам видал? – уточнил Кузьма Гордеевич.
– Сам, – подтвердил Родион.
– Врешь, собака! – взъярился Архип. – Драться дрался, но за нож не брался. Кузьма Гордеевич, Христом богом клянусь, как началась драка, я того ножа и не видел, – обращаясь уже к десятнику, убежденно произнес кузнец.
Дальнейший опрос особых результатов не дал. Все свидетели и участники описали одни и те же события с незначительными вариациями. А вот как Архип ударил приказчика ножом, кроме Родиона, не видел никто. Тот же стоял на своем твердо.
Посчитав, что первичные следственные действия выполнены, десятник увел с собой как обоих гостей столицы, так и задержанного Архипа. Ну разве что еще нескольким участникам событий велел поутру явиться в приказную избу. Пусть завтра этим делом уже занимается дьяк. Составит опросные листы да отправит бумаги вместе с задержанными на съезжую в Китай-городе.
О теле убиенного велел позаботиться кабатчику. Тому надлежало поутру доставить его в Гостиный двор, купцу Жилину. Оповестить его о случившемся и считать себя совершенно свободным. Дальше пусть купец сам разбирается.
– Дядька Кузьма, ты веришь в то, что батя мог вот так вот?
– Не дядька, а господин десятник, – без резкости, но все же твердо одернул парня старый вояка.
– Прости, господин десятник.
– Служба, сынок. Ты уж привыкай. При любых делах мы на службе. А что до батьки твоего… В прошлом походе в Крым, когда мы обратно улепетывали, наш полк зажали ногайцы. Ну и ворвались в ряды, думали, сейчас покуражатся. Да только зубы обломали. Стрельцы в рукопашной, если не побегут, страшная сила, сынок. Мы ить своими бердышами любого ворога в капусту порубаем. Так вот, в ту сечу твой батька чуть не дюжину ногайцев покрошил. Лют Архип в сече. Страшно лют.
– Так то в сече. А то в драке кабацкой, – не согласился Иван.
– Разница порой невелика. А тут он еще и в подпитии.
– Значит, по-твоему, батя мог?
– Он ли, нет ли, не ведаю. О том только этот охранник купчишки говорит. Но то, что мог, это правда.
Иван отстал от десятника и, обождав малость, пошел рядом с отцом. Тот был подавлен и уныло брел под караулом с повязанными за спиной руками. Пил? Да, пил. Но вот только пьяным он совсем не выглядит. Вопрос не в трезвости, а в том, что он все же отдает отчет в своих действиях. Глянул на сына: