Военный дневник (Осипова) - страница 5

9 сентября.

Дни походят один на другой. Совершенно отрезаны от города и не знаем, что делается на свете. С нами сидят и Ивановы-Разумники. Он был в ссылке и вернулся перед самой войной... Иванов-Разумник очень помогает не бояться. Как только начинается сильная стрельба по нашему участку, он начинает делиться своими литературными воспоминаниями. А так как был близок со всеми символистами, акмеистами и представителями прочих литературных течений, то его рассказы очень интересны и рассказывает он необыкновенно увлекательно...

Мы начинаем уже ощущать первое едва уловимое приближение свободы. Так как публика с нами (в щели) сидит сплошь почти не интеллигентная, то она смотрит на нас как на каких-то полуумных "малохольных", которые вместо того, чтобы корчиться от страха,, занимаются какими-то идиотскими и малопонятными стишками. Мы уже можем говорить и говорим много такого, чего до войны... ни за что не сказали бы ни во сне, ни в пьяном виде полузнакомым людям... Дневник свой я пишу совершенно открыто. Никого это не интересует. Бдительность отсутствует в теперешнем нашем обиходе.

11 сентября.

Коля (муж Осиповой - Н.Л.) составил цельную и продуманную теорию насчет большевистских фикций. Как будет жалко, если эта теория умрет вместе с ним, не дождавшись возможности себя огласить... Есть еще и кроме нас много умных людей в России. Только бы свободы дождаться... Ведь сейчас все лучшее - наша литература, искусство лежит под спудом и дожидается своего времени. И неужели же это время почти уже пришло? Дух захватывает! Одних непечатающихся прекрасных поэтов скольких мы знаем!..

12 сентября

...(говорят), что в подвалах Екатерининского дворца каждую ночь набирается много народу - главным образом женщины с детьми. Прячутся от стрельбы и бомбежек. С ними всегда сидит кто-нибудь из партийного начальства дворцового или городского, не очень крупного и не имеющего никакой власти...

Часу в первом ночи к начальству пробрался человек с фонарем и передал ему телеграмму: "все должны немедленно идти домой, взять с собой по чемодану и не позже, чем через час... прибыть на вокзал... для эвакуации". Люди кинулись к выходам, но из подвалов их не выпускала милиция, которой о телеграмме ничего не было известно...

15 сентября.

Все дни сидели в щели, не вылезая... Впечатление полной растерянности. Мы спросили, где немцы? В Кузьмине. Значит у нас они будут примерно через два часа.

17 сентября.

До сих пор никаких немцев. Ходили в город. Тишина подавляющая... В городе никакого намека на начальство нет. Если оно и есть, то спряталось... Все трясутся, что придут наши, а не немцы... Все понимают, что решается общая судьба: придут немцы, какие-то незначительные с нашей стороны ограничения, а потом СВОБОДА. Придут красные и опять безнадежное прозябание, а вернее всего репрессии и какие-нибудь новые изобретения советской юридической мысли, лагеря, а может быть и смерть. Придут, они, конечно, разъяренные, что население видело их трусость, слабость и бездарность. А этого они не прощают.