Эдсон стал приводить доводы:
— Нет! Это опасно!
Толпа озабоченно зашепталась. Результатом столь радикальной меры могли стать двое мертвецов.
— Мэр, я хочу разрешить этот вопрос сейчас, — подтвердил Краснобай.
Видя, что его друг выставляет себя напоказ, Мэр холодно произнес:
— Великолепная идея. Вперед, hombre de Dios!>[8]
Бартоломеу проглотил эту подковырку и воскликнул:
— Раз бабушка настаивает, я согласен остаться с ней! Я остаю-ю-ю-ю-сь! — заорал он. И направился к своему другу, тихо пробормотав: — Вы мне заплатите, несчастный!
Пока они друг с другом спорили, самоубийца наконец начал спускаться, «как лучик», и не для того, чтобы убить себя, а для того, чтобы свести с ними счеты, огромные счеты. Он запыхался, был в состоянии шока. Донья Журема, испугавшись, убежала и спряталась за мной и Моникой.
Не обращая внимания на юношу, Бартоломеу и Барнабе не заметили, что самоубийца уже был на земле и приближался к ним. Толпа зааплодировала ему, когда он ступил на землю. Но двое бродяг подумали, что аплодисменты были вызваны их героизмом. Повернувшись спиной к памятнику и лицом к собравшимся, они начали кланяться в знак признательности.
Аплодисменты привели в волнение дух Барнабе, публичного человека. Подняв правую руку к небу и завибрировав голосом, он, как самый смущенный из политиков, произнес короткую речь:
— Благодарю за такие изысканные почести, о щедрые люди! Вы привели в трепет все фибры моей души. Я обещаю вам, что издам декрет, предусматривающий разрушение всех памятников в городе, чтобы ни один придурок больше не попытался убить себя.
Мэр не знал, что самоубийца, похожий на атомную бомбу, готовую взорваться, уже стоял возле него. Я, профессор Журема и толпа закрыли глаза, чтобы не видеть взрыва. Краснобай, непочтительный, все еще продолжал играть роль детонатора.
— Придурок? Нет! Мудак. — И он положил руки на плечи человека, стоящего рядом с ним, не зная, что это и есть тот самый парень, который хотел умереть.
Дрожа всем телом, бывший самоубийца спросил:
— Вы кто?
Стараясь подражать Учителю, уличный философ Краснобай попытался философствовать в самой неподходящей обстановке:
— Я? Кто я есть? Не знаю. Я брожу в поисках самого себя, но пока еще не нашел…
— Тогда вы сейчас найдете себя.
Но прежде чем взорваться бомбе, Мэр посмотрел вверх и не увидел там юноши. Думая, что тот упал с другой стороны, он сказал, полный сочувствия:
— Бартоломеу! Наш брат отправился в царство небесное.
Они не знали, что это они должны были отправиться в царство небесное, причем без обратного билета.