У казахов главные атрибуты власти — клейноды — булава с бунчуком. Самый захудалый казак спит и видит себя с булавой. У Чигиринского гетмана клейноды есть, а вот у кошевого Сечи Запорожской Ивана Серко клейнодов нет, они перехвачены гетманом Самойловичем, оттого и сердится Иван Дмитриевич на Самойловича. И пишет ему: «Хотя мы теперь новому великому государю присягнули, однако если ты и впредь не будешь нас допускать к милости царской, то вредно это будет одному тебе. Много уж терпим, да терпению нашему и край будет».
Слезницу запорожского кошевого государю читал Стрешнев:
— А ещё, великий государь, гетман Самойлович чинит нам великие препоны, не пропускает к нам хлебные припасы, задерживает царское жалованье, не позволил стаду запорожскому зимовать в черниговском полку, отчего оно вполовину пало. В казаках оттого шатание и многие ворчат, что-де зря султана обижали, он бы нас не оставил, как ныне Москва оставляет. А я-то знаю: то не Москва, а гетман вред нам творит».
— Нехорошо Самойлович делает, — сказал Фёдор Алексеевич. — Нехорошо. Надо отписать ему, чтоб казаков не задирал.
— Я думаю, и эту слезницу серковскую приложить, — заметил Милославский.
— Ладно ли это?
— Мы ему все жалобы на него всегда отправляем. Раз его одного прочим в гетманы, пусть всё знает о себе.
— А что Серко там об обиде султану напоминает? — поинтересовался Фёдор.
— Да письмо они соромное султану Мухамеду писали всей Сечью.
— А-а, — вспомнил Фёдор и засмеялся весело и тут же наизусть повторил строку, которая ему особенно понравилась. — Який ты у чорта лыцарь, коли ты не можешь голым задом ежака раздавытимо. Охо-хо-хо.
Смеялись все бояре, сидевшие по лавкам, весьма довольные, что скукоту думную сам государь разогнал. Такой молодой, а рассмешил всех, я надо ж. грамоту запорожскую запомнил, хотя читали её всего раз и давно уж, ещё при Алексее Михайловиче. Разумен, ох разумен наш великий государь, хоша и молод. Даже уста царские не осквернил срамным словом, заменив его на «зад».
Просмеялись. Фёдор посерьёзнел, взглянул на казначея.
— Михаил Тимофеевич? Знаю, знаю, скажешь, казна пуста Изыщи и расплатись с Сечью. То наша передавая застава от турков, а мы её голодим. Нехорошо.
Повернулся государь к подьячему, сидевшему за столом с бумагами и пером наготове.
— Запиши это исполнить Лихачёву Михаиле Тимофеевичу с возможным поспешанием. Как вы не понимаете, что задержкой жалованья мы казаков сами на турецкую сторону толкаем. А Самойловичу отошли строго, Родион Матвеевич, хлеб в Сечь пропускать без всяких препон.