Что меня всегда занимало, так это как тот учитель, этот Ландзаат, как он догадался, что вы на рождественских каникулах сидели в том домике.
Вы вытерли губы тыльной стороной руки, а потом посмотрели на меня налитым кровью слезящимся глазом.
Я просто продолжал дышать. Дышать спокойно, уговаривал я сам себя. Между тем я смотрел в этот налитый кровью глаз.
Вы сказали эт без всякого нажима. Точно так же, как до этого о грозе. И о жене, которая, в вашем представлении, осталась на празднестве.
Словом, я спрашивал себя, какая часть вашего мозга сейчас обращалась ко мне. Та часть, которая не помнила точно, где вы и с кем, или другая часть, о которой иногда говорят в связи со стариками: они понятия не имеют, куда минуту назад положили очки, но как мама семьдесят лет назад целовала их на ночь, врезалось в их память навсегда.
Теперь и я, в свою очередь, мог бы спросить вас о многом, но я боялся, что та часть вашего мозга, которая сейчас погрузилась в далекое прошлое, вдруг снова закроется – чтобы больше никогда не открываться.
Поэтому я сказал только, что тоже когда-то об этом думал. Я сказал это, не отводя взгляда от вашего глаза. Я сказал, что всегда хотел спросить об этом Лауру, но вечно забывал.
Лифт остановился на четвертом этаже. Со всей быстротой, на которую способен, я толкнул дверь, чтобы ее открыть.
Могло ли быть такое? – спрашивал я себя. Возможно ли, что Лаура сознательно заманила этого учителя истории в домик? Для моей книги, для «Расплаты», это не имело решающего значения. Но в последующие годы я все-таки часто над этим задумывался. А что думаешь ты, Герман?
Вы поискали что-то в брючных карманах, потом глубоко вздохнули. На сей раз я опоздал. Прежде чем я смог вас остановить, вы нажали на звонок у своей двери.
Сейчас ваша жена откроет дверь, подумал я. Пожалуй, это мой последний шанс.
И я сказал, что у меня есть для вас новый материал.
Я знаю. За дверью послышались приближающиеся шаги, затем звук отодвигаемого засова, поворачиваемого замка. У меня, Герман, тоже есть для тебя новый материал. Новый материал, который тебя точно заинтересует. Самое время все подчистить. Сейчас поздновато, но заходи завтра вечером. Например, где-нибудь после ужина. Как тебе это?
Я начинаю с фильма у цветочной палатки. Без звука, даже без музыки, только стрекотание проектора.
– Это же здесь, напротив, наискосок, – говорите вы.
– Да, – говорю я. – Тогда эта цветочная палатка еще стояла там, на той стороне. Только гораздо позже ее перенесли на нашу сторону улицы. А там, где теперь кафе, была закусочная, здесь ее не так хорошо видно, но она есть. Кулек жареной картошки с майонезом стоил двадцать пять центов, а кулек побольше – тридцать пять.