Ваша жена снова садится на диван, я отпиваю из второй бутылки пива. На экране Лаура. Она сидит в столовой лицея имени Спинозы, сорок лет назад, она засовывает два пальца себе в рот, она давится, но дальше ничего не происходит. Она брезгливо морщит лицо, потом улыбается в камеру и качает головой.
– Какая красивая девушка, – говорит ваша жена. – Что она там делает?
– Я предложил ей выблевать розовый кекс, чтобы она могла сказаться больной перед контрольной по физике, – говорю я. – Она старалась изо всех сил, но в итоге у нее так ничего и не получилось.
Тем временем в кадре появились голени и блестящие черные ботинки господина Карстенса. Камера медленно поднимается по его ногам, но уже скоро весь кадр заполняется столом, тело скрывается из виду за мужчинами – консьержем, двумя учителями, – которые садятся вокруг него на корточки.
В кадре снова появляется Лаура, она стоит у двери кабинета физики и озирается по сторонам, потом машет рукой в сторону камеры и начинает пробираться между столпившимися перед кабинетом школьниками. Она смотрит в объектив, нет, на этот раз она смотрит мимо камеры – на меня. Она что-то говорит, она грозит пальцем, почти осуждающе: не смей! Но потом мы видим ее улыбку. Она улыбается и качает головой.
– Тебе надо было это перевернуть, – говорите вы. – Или нет, не перевернуть. Вот что я имею в виду: представь, что ты идешь по какой-то улице и вдруг слышишь не совсем привычный звук – слишком низко пролетающий самолет, во всяком случае что-то необычное, необычный звук – звук, который отличается от нормального уличного шума вокруг тебя. Ты смотришь наверх и действительно видишь самолет. Пассажирский самолет. Он летит над самыми крышами домов. Так быть не должно, вот твоя первая мысль; что-то случилось, раз он летит так низко. Случайно у тебя есть с собой кинокамера. Или видеокамера. Ты направляешь камеру вверх, и не проходит и секунды, как ты видишь, что самолет врезается в небоскреб. В башню. В здание высотой больше ста этажей. Ты снимаешь, как самолет врезается в эту башню. Взрыв, огненный шар, разлетающиеся во все стороны обломки. Через полгода ты совершаешь убийство. Полиция производит обыск и находит пленку с врезающимся в башню пассажирским самолетом. Могут ли сыщики, которым поручено это расследование, сделать вывод, что ты всегда испытывал недостаточно благоговения перед жизнью, поскольку снял гибель сотен, а то и тысяч людей? Только потому, что ты случайно там оказался?
Пленку с моими родителями, которые сидят за столом и едят, мы смотрим молча. В том числе и я; я ничего не комментирую, только отмечаю, что чего-то не хватает без музыки, без саксофона Михаэла. Возможно, не надо было ее показывать, приходит мне в голову, когда пленка подходит к концу.