Исполин заслонил собой клетку.
– Нет, я не позволю!
– Чего же ты боишься? Правды? – пристал к нему поддюжник, видимо, из зависти. – Отец, позри! Твой младший сын верит словам императора, но не верит мне, своему брату. Коль не зарежу эту старую ворону, значит, слеп я и не вижу истинного!
Космомысл ничего не сказал старшему брату, ибо не мог ему перечить из-за своей молодости, однако Сувор одернул Горислава:
– Будет тебе! Довольно хулить чужие дары. Или тебя гложет зависть?
Тот умолк и обиженно отвернулся.
– Тебя легко зачаровать, Космомысл, – стал увещевать Князь и Закон. – Для тебя эта старуха красы невиданной, ибо ты не видел еще прекрасного, долго обучаясь наукам. И женщин прекрасных не видел. А потому тебе нравится любая, даже самая отвратительная.
– Все равно не отдам на заклание!
– Но что ты станешь делать с ней? Пока ты не женат, не можешь брать наложниц.
– Поэтому хочу взять пленницу в жены!
– И этого ты не можешь сделать. Даждьбог дает детей лишь в том случае, если муж и жена живут в любви. А у исполина должна быть и любовь исполинской. Ты можешь сказать, что испытываешь ее к наложнице Вария?
– Нет, отец... Но это моя добыча и я вправе распорядиться с ней, как хочу! Разве наш обычай запрещает брать в жены пленниц?
Князь и Закон русов приблизился к сыну, однако тот все равно смотрел на отца сверху вниз.
– Верно, обычай не запрещает, – тихо проговорил он. – Если пленница вольная. А ты привез рабыню!
– Богодея и ворону он привез! – вставил разгневанно Горислав.
– Великим вырос ты, сын, да безмудр еще, – вздохнул Сувор. – Ромейский император наложницу отдал, чтоб от тебя пошло рабское племя. А ты, зачарованный, не узрел того.
– Я взял сам!
– Хитрости ты не учуял. Символы власти Варий жаловал добровольно, а старую рабыню не хотел отдавать, ибо нрав твой знал и замыслил, чтоб ты взял ее, как добычу, а гордясь этим, пошел супротив воли отца.
– Но это моя добыча!
– Ты принесешь ее в жертву! Всего сто лет спят боги, а мой сын уже добыл себе рабыню!
Оскорбленный, Сувор тяжело развернулся и шагнул в ворота крепости...
Он был угнетен возвращением сына и теперь нигде не мог найти покоя.
На причале, перед крепостью, царил дух скорбного торжества, мужчины, сойдясь друг перед другом, исполняли гимны Роду, женщины играли на струнных арфах и пели славу победителям Ромеи, даже некогда веселые и бесшабашные расы ныне танцевали боевые танцы не с гуслями и забавами – с засапожниками, а варяжские купцы угощали дружинников, потеряв надежду выторговать что-либо из добычи.
На горах, куда подняли корабль, волхвы готовились к похоронам и тризне: одни взламывали дубовые бочки и расставляли прозрачно-желтый яр-тар с павшими варягами на палубе точно так же, как бы они стояли при жизни, приближаясь к родным берегам, другие увивали хорс тяжелыми еловыми плетями и кропили благовониями, которые приносили арварам из дальних стран калики перехожие.