Полицейский рассказал мне, что парень, его информатор, получил единственный урок, который стоило услышать. Не с тем, чтобы настучать, а чтобы потом переслушать самому. Урок о том, как жить в этом мире. Парень дал полицейскому послушать эту запись от начала до конца – вставив один наушник ему в ухо, другой оставив себе, с сердцем, готовым вырваться из груди, он нажал на воспроизведение.
– Когда ты об этом напишешь, мы увидим, не разозлится ли кое-кто… Это будет значить, что эта история – правда и теперь у нас есть подтверждение. А если ты напишешь и никто ничего не сделает, значит, либо это ерунда и какой-нибудь второсортный актеришка и наш чикано нас провели, либо… либо никто не верит в ту хрень, которую ты пишешь, и в этом случае нас надули.
Он засмеялся. Я кивнул. Я ничего не обещал, я пытался понять. Должно быть, этот воображаемый урок устроил какой-нибудь старый итальянский босс перед группой чикано, итальянцев, италоамериканцев, албанцев, бывших каибилей – гватемальских легионеров[2]. По крайней мере, так говорил парень. Никакой информации, цифр, деталей. Ничего такого, что приходится заучивать насильно. Заходишь в комнату одним, выходишь другим. У тебя такая же одежда, стрижка, борода той же длины. На тебе нет следов муштры, нет порезов на бровях, нос не сломан, тебе не промыли мозг какими-то нравоучениями. Выходишь – и на первый взгляд ты точно такой же, каким тебя затолкнули в комнату. Но только внешне. Внутри все иначе. Тебе не открыли всю правду, а просто расставили по местам некоторые вещи. Те, которые до этого самого момента ты не знал, как использовать, которые у тебя не хватило смелости узнать, разложить по полочкам, рассмотреть повнимательней.
Полицейский читал мне из блокнота записанную на слух речь босса. Они собрались в комнате недалеко отсюда. Сели в случайном порядке, не подковой, как это обычно бывает во время церемонии принятия в клан. Так же, как сидят в клубах по интересам где-нибудь на юге Италии, в провинции, или же в ресторанах на Артур-авеню[3], чтобы посмотреть футбол. Но в той комнате не смотрели футбол, не встречались с друзьями, там были только члены преступных группировок разного ранга. Из-за стола встал какой-то старый итальянец. Все знали, что это уважаемый человек, приехавший в Штаты после долгого пребывания в Канаде. Он начал говорить, не представившись, но это было не нужно. Он говорил на каком-то недоязыке: на итальянском, смешанном с английским и испанским, иногда переходя на диалект. Я хотел узнать, как его зовут, и попробовал спросить об этом полицейского, делая вид, что мне просто вдруг стало интересно. Тот даже не собирался мне отвечать. Я услышал только слова босса.