— Тогда что же ты, гордый и прекрасный отец своего народа, сам не повёл в поход остальных? — испытав неведомо откуда взявшуюся злость на варвара, прошипела Лаитан. — Зачем же тебе пользоваться столь опротивевшими тебе вонючими животными и слугами властелина севера? Или, когда припасы и целебные травы служат во благо тебе и твоим людям, то слуга Тьмы становится не таким темным?
Лаитан даже не заметила, как на кончиках её пальцев сверкнули золотые искры. В ответ на её эмоциональное состояние варвар сверкнул серебром в глазах, намереваясь отразить атаку. Он так и стоял, открывая и закрывая рот, не в силах что-либо ответить матери матерей. В ситуацию вмешалась Киоми:
— Госпожа Лаитан, ты пугаешь свой народ и меня лично. Ты защищаешь Тьму и её слугу прилюдно, оскорбляя будущего супруга, оскорбляя тем самым всех имперцев рядом.
За её спиной послышался нестройный гул голосов жриц и долинцев. Ветрис расправил плечи, приободрённый поддержкой женщины.
— Защищать и не позволять несправедливость — разные вещи, Киоми. И если Империя действительно так светла и чиста, как была изначально, то всем её людям стоило бы понимать эту разницу, а не поддаваться на провокации пришлых, — она недвусмысленно посмотрела на варвара. Щеки Киоми вспыхнули румянцем. Она опустила голову и замолчала.
— Мы слишком долго пестовали, передавая из уст в уста, легенды о повелителях льдов и песков, чтобы теперь иметь хоть какое-то правдивое представление об их истинной сути. Я не отрицаю того, что Морстен — слуга Тьмы. Но если Тьма коварна настолько, насколько вам хочется с Ветрисом верить, то и золото крови Империи должно быть настолько же сиятельно и незапятнано недоверием, ложью или подлостью.
Лаитан набросила на плечи тонкий плащ одной из жриц, которая протянула ей его, пока остальные были заняты друг другом, и пошла к своему уккуну, прихрамывая и осторожно касаясь синяка на половину лица.
Впереди ждали пески и горы, а Лаитан настолько запуталась, что уже не знала, кому верить и кого опасаться. Позади неё шелохнулась тень, и мать матерей тут же почуяла присутствие в ней одной из жриц.
— Назовись, — приказала Лаитан. Тень всколыхнулась, из неё послышался приглушенный голос:
— Надира, моя госпожа.
— С чем ты пришла ко мне, Надира? — спросила Лаитан, усаживаясь в седло. Тень помолчала, но все же ответила:
— Твоя первая служанка, великолепная Киоми, да продлит солнце её дни, осторожно спрашивала всех нас… кое о чём…
— О чём же, Надира? — устало спросила Лаитан, натягивая поводья.
— Не замечали ли мы ворожбы на тебе, мать матерей. Не поддалась ли ты лживым уговорам Тьмы, — едва слышно выдохнула жрица. Лаитан скрипнула бы зубами, но скула слишком сильно болела для этого.