Анжелика слушала молча, пытаясь среди всех этих «всемилостивейших отцов», «райских врат» и прочей религиозной ерунды услышать главное — что с ней собираются делать? Но пока ничего внятного не прозвучало. Священник между тем продолжал что-то вещать хорошо поставленным убаюкивающим голосом. Во время своей длинной тирады, он не сводил добрых глаз с девушки, демонстрируя всем своим видом, что её судьба, а точнее, судьба её бессмертной души, волнует его больше всего на свете.
Энджи ещё некоторое время молчала, а потом не выдержала:
— Всё это очень интересно, святой отец. Но хотелось бы подробностей. Что со мной собираются сделать?
Священник замолк на полуслове и укоризненно посмотрел на узницу.
— Непозволительно, дочь моя, перебивать служителя Господня. — Затем, не меняя тона, добавил, — Совет принял решение лишить тебя жизни через повешение. Завтра. Поэтому времени у тебя остаётся немного на то, чтобы очистить душу и предстать перед Господом нашим чистой и невинной аки агнец.
— Бред какой-то! — воскликнула Анжелика. — Вешать-то за что? Я никому ничего плохого не сделала! Отпустите меня, и я навсегда исчезну отсюда, обещаю!
Священник покачал головой.
— Ты, дочь моя, пробралась во дворец, желая своими чарами получить власть над королём нашим, Его Величеством Людовиком, и затем стать полновластной хозяйкой людских душ. Это великий грех.
— Это неправда! Никуда я не пробиралась! Вы не понимаете, о чём говорите!
Священник нахмурился и покачал головой.
— Кроме дьявольской силы, дочь моя, в тебе гнездится неуёмная гордыня, что тоже смертный грех. Ты отказываешься покаяться и снять с души тяжкое бремя.
— Но мне не в чем каяться! — не сдавалась Анжелика. — Всё это выдумала мадам де Лавальер, чтобы убрать меня с дороги. Обычные женские разборки! При чём тут дьявольская сила?
— Видишь, — святой отец пожал плечами, — ты отрицаешь очевидные факты. У тебя нашли дьявольское зеркало, которое ты использовала в своих целях. Это лишний раз подтверждает, что тобой руководили чёрные мысли. Только покаяние спасёт твою душу от адского пламени, — с жаром добавил он. — Вот святое распятие, — священник вытянул вперёд руку с большим крестом. — Покайся, дочь моя!
— И не подумаю, — еле сдерживаясь, чтобы не наговорить священнику грубостей, ответила Анжелика. — Всё равно умирать. А с Господом мы как-нибудь договоримся.
Глаза священника потемнели от гнева. Похоже, эта женщина, действительно, одержима. Особенно раздражала независимая манера держать себя перед лицом самого важного представителя правящей элиты — священником, обеспечивающим связь обычных людей с Господом. Жаль, что Его Величество категорически запретил применять к ней обычные в таких случаях методы. На дыбе она, наверняка, стала бы более покладистой.