– Вы не представляете, какое это чудо – встретить здесь соотечественников! – Смеясь, сказал Габриель, целуя мою руку. Взгляд его, при этом, был по-прежнему прикован к моим глазам, так же как и тогда, на лестнице. И от этих его зелёных глаз у меня неминуемо начиналась кружиться голова. Давненько со мной такого не было!
– Французы в Швейцарии? – я улыбнулась, кивком головы поблагодарив за поданный стул. – Что, такая редкость?
– Отель-то немецкий! – посетовал Габриель, изобразив безнадёжность на лице. – Здесь французов не очень жалуют. Хозяин-немец отчего-то невзлюбил нашу нацию. Доподлинно известны случаи, когда достойнейшим парижанам отказывали в размещении без объяснения причин, в то время как свободные номера имелись в наличии!
– Шустер разорится такими темпами, – с усмешкой сказал широкоплечий пожилой господин, седовласый, с аккуратной бородкой и пышными усами. У него были удивительные синие глаза, живые и добрые, в прошлом, наверняка, помогавшие ему очаровать не один десяток швейцарских красавиц, да и сейчас, признаться, не утратившие былого шарма.
– Ваша правда, мсье Гарденберг! – Согласно кивнул Габриель, подавая стул теперь уже Франсуазе, которая прямо-таки растаяла от этой любезности. И я её прекрасно понимала: лестным было внимание такого красавца! Интересно, а его подруга не взревнует? Я кинула на неё беглый взгляд, но девушка смотрела с любопытством, и претензий ни малейших не имела. С удивлением я заметила рядом с ней одну из тех женщин, что встречали нас во дворе своими страшными историями. Ту самую, с больной головой, мать юной красавицы-дочки, так подходящей на роль следующей жертвы. Запоздало я догадалась, что красавица-дочка это и есть мадемуазель Вермаллен, а эта желчная некрасивая женщина – её мать, госпожа графиня.
– Как это вас самого впустили сюда, в таком случае, мсье Гранье? – вяло поинтересовался ещё один широкоплечий господин со скандинавской наружностью. У него была прекрасная шевелюра, которая куда больше подошла бы юной девушке, нежели крепкому сорокалетнему мужчине – непокорные светлые кудри, торчащие в разные стороны. Причём налицо были все попытки привести их в божеский вид, но ни воск, ни фиксатуар, ни даже сладкий чай, похоже, не в силах были совладать с непокорными белокурыми локонами этого господина. Бедняга, подумала я с сочувствием. Вот это не повезло!
– Меня поначалу тоже не хотели заселять, когда узнали, что я из Парижа, мсье Эрикссон, – признался Габриель. Затем, коротко улыбнувшись своей подруге, сказал: – Но благодаря протекции мадемуазель Вермаллен, мсье Грандек изменил своё решение и для меня тотчас же нашёлся свободный номер!