– Вы единственный на моей памяти человек, от кого я услышала такие слова, – сказала ему я. – Остальные не стеснялись в открытую называть меня убийцей. Тот же Витген, к примеру.
– Жозефина, я… – Что-то он собирался сказать, но на полуслове вдруг замолчал, сбился. Подозреваю, что нечасто он впадал в такую растерянность при общении с женщинами. Хотелось думать, что я какая-то особенная, и значу для него чуть больше, чем остальные. Совладав с собой, Габриель вновь поднял взгляд, встретился с моими глазами и сказал: – Я не верю, чтобы вы оказались способной на такое.
В самом деле? Милашка Габриель! Расцеловала бы тебя, да, боюсь, мой порыв возымеет некое любопытное продолжение, учитывая мой двусмысленный внешний вид! Поэтому я лишь улыбнулась ему, стараясь вложить в эту короткую улыбку всю ту благодарность, что переполняла моё сердце.
Так как я по-прежнему молчала, Гранье решил продолжить, старательно притворяясь, что не обращает внимания на мой соблазнительный наряд:
– Вообще-то я зашёл к вам справиться о вашем благополучии, и пригласить вас на прогулку. Никому из нас не помешает развеяться сейчас. Обещаю, к домику у реки мы больше ни на шаг не приблизимся! – с грустной улыбкой добавил он. – А потом мы могли бы… я подумал… ведь моё предложение написать ваш потрет всё ещё в силе, и…
Ах, да, портрет! У меня совсем вылетело из головы! Я ведь уже дала своё согласие позировать ему, нехорошо теперь было брать свои слова назад.
– Я понимаю, – продолжил Габриель, ибо я по-прежнему молчала, – понимаю, что сейчас, наверное, не самое подходящее время, но всё лучше, чем сидеть затворницей в своей комнате и в одиночку переживать эту боль…
Не самое подходящее время? Может, и нет. Вот только другого у нас может и не быть! Я не стала удручать его своими мрачными прогнозами о своём возможном аресте и лишь улыбнулась в ответ. И решилась, наконец, подать голос, дабы не стоять истуканом, глядя на него.
– Отчего же неподходящее? По-моему, лучше и придумать нельзя! – Я сказала это искренне, без малейшего намёка на сарказм. – Дружеское общение сейчас это, наверное, как раз то, чего мне так не хватает. Спасибо вам за понимание, Габриель, я… я это, действительно, ценю.
У меня получилось произнести это с обескураживающей искренностью, с чувством. Казалось, я целую душу вложила в эти самые слова, и Габриель всё это понял. Его взгляд, по крайней мере, был прикован на этот раз к моим глазам, и никуда больше. Вот так мы и стояли несколько секунд, в полнейшей тишине, глядя в глаза друг другу, а я чувствовала, что с каждым мгновением сердце моё бьётся всё медленнее.