«Ты очень храбрая», – показал он жестами.
Она в смятении уставилась на его большие выразительные пальцы и терпеливо повторила жест: «Храбрая».
Сосредоточившись на жесте, она нахмурилась, потом несмело повторила его еще раз.
«Храбрая?» – показала она в ответ знаками.
Морис кивнул, гордясь ее успехами. Она сильно продвинулась с тех пор, как они нашли ее в заброшенной лачуге. Он так и не понял, почему она стала немой, но говорить можно было разными способами, а она, кажется, училась очень быстро.
Девочка радостно улыбнулась ему, счастливая тем, что быстро запомнила жесты. Потом ее улыбка угасла, потому, наверное, что ей в голову пришла новая мысль и смутила ее. Она взмахнула своими маленькими руками и спросила жестами: «Обезьяна?»
Морис не понял, о чем она спрашивала. Удивленно посмотрел на нее.
«Я? – еще раз спросила она жестом. – Обезьяна?»
Теперь он понял. Ребенок, конечно, был немой, но не слепой. Девочка явно заметила, что больше походила на людей, чем на обезьян, несмотря на ее нынешнюю компанию. Он не мог винить ее в том, что она запуталась, хотя и не знал точно, что ей ответить. Простых ответов на этот вопрос у него не было, по крайней мере таких, которые не заставили бы ее засомневаться еще сильнее в собственной идентичности. Люди были врагами. Обезьяны защищали ее. Что он мог ей ответить?
– Ты…
Не найдя нужных слов, он увидел сверкающее серебристое решение, выглядывающее из кармана ее куртки. Наклонившись вперед, он осторожно вытащил хромированную автомобильную эмблему у нее из кармана и показал безделушку ей. Блестящие стальные буквы составляли слово из давно исчезнувшего мира машин и консюмеризма.
– Нова, – громко сказал он и показал на нее пальцем.
Девочка забрала эмблему обратно, повертела ее в руках, наслаждаясь тем, как буквы блестят в свете фонаря, и улыбнулась во весь рот. Теперь она знала, как ее зовут и кто она такая.
Она была Нова.
Сцену прервало чье-то нетерпеливое пыхтение. Из устья туннеля появился Плохая Обезьяна, почему-то очень возбужденный. На какое-то мгновение Морис испугался, что опять случилось что-то нехорошее, но потом понял, что шимпанзе был больше возбужден, чем встревожен.
– Идем! – нетерпеливо воскликнул Плохая Обезьяна. – Идем смотреть!
Морис и Нова побежали выяснять, что так взволновало шимпанзе. В спешке они не обратили внимания на струйку воды, сочившуюся из почвы, в которой копался Морис. Вода прибывала, и никто ее не замечал.
29
– … Тридцать пять… Тридцать шесть… Тридцать семь!
Подводя Мориса и Нову к свежевыкопанному туннелю, Плохая Обезьяна сосредоточенно считал шаги. Дойдя до конца выкопанного прохода, он повернулся и широко развел руки в стороны, гордясь проделанной работой. Он был очень доволен собой.