Но сейчас Морис, посмотрев на Цезаря, решил, что тот имеет недостатки.
«Сейчас ты говоришь как Коба», – показал он жестами.
Цезарь повернулся и взглянул на Мориса, явно задетый брошенным ему обвинением. Его лицо потемнело, когда он снова посмотрел на своего старого друга, который всегда был на его стороне с тех пор, когда они в первый раз встретились в убежище для приматов много лет назад. Ракета, не веря своим глазам, в ужасе смотрел на них – он никогда раньше не видел, чтобы Цезарь и Морис ссорились. А Плохая Обезьяна выглядел смущенным.
Наступило тяжелое молчание – неприятная сцена могла разрешиться жестокими поступками, – и все закончилось только тогда, когда Цезарь снова заговорил. Едва сдерживаемая ярость звучала в каждом слове.
– Я сделал ошибку, взяв вас с собой. Это моя борьба. И я один закончу ее, – он обвел свирепым взглядом остальных обезьян. – Если я не вернусь к утру, уходите. Присоединитесь к остальным.
Наконец он поднялся, оставив тело Луки, и взял у Ракеты ружье с примкнутым штыком. Не сказав больше ни слова, он повернулся и пошел в сторону каньона, где, вне всякого сомнения, его ждали люди и Полковник.
Морис спросил себя, доведется ли ему снова увидеть друга.
15
Ночь скрывала передвижение Цезаря, когда он скрытно спускался по крутой, заваленной снегом стене каньона, чтобы достичь широкого выступа, который он видел в бинокль. Серп луны давал достаточно света, чтобы можно было видеть; сам же он старался держаться в тени скал, постоянно оглядываясь, нет ли поблизости других солдат, обходивших дозором окрестности. Цезарь задавался вопросом, стало ли уже известно о пропаже тех двух солдат на склоне горы. Если да, то вполне возможно, что охрану лагеря усилили и Полковник был начеку.
«Есть только один способ проверить», – подумал он.
Над широким каменным выступом, словно дурное предзнаменование, возвышалась сторожевая башня, вздымавшаяся вверх со дна каньона, которого все еще не было видно. Установленные на полпути прожекторы освещали нижние склоны горы, заставляя Цезаря двигаться осторожнее, чтобы не попасть в их яркие лучи. Тяжело дыша, Цезарь замедлил шаг, приблизившись к загадочным Х-образным сооружениям на краю горы. Люди, которые воздвигали эти кресты, с заходом солнца ушли, но сами кресты остались. Глаза Цезаря расширились, когда он разглядел, что к крестам веревками были привязаны едва различимые в темноте фигуры, слабо пытавшиеся освободиться от своих пут.
«Что это?..»
Замешательство сменилось ужасом, когда он подошел ближе и увидел, что эти жалкие фигуры были обезьянами, числом их было двенадцать, они были почти без сознания и едва дышали, привязанные к Х-образным крестам за руки и ноги. Ошеломленный, Цезарь переводил взгляд с одной обезьяны на другую, его разум мутился от ужасного спектакля, разыгрывавшегося перед его глазами. Даже в прежние времена, когда люди относились к обезьянам как к животным, он не видел ничего более зверского или бессмысленно-садистского. Цезарь видел войну, видел ужасы войны, но… никогда не видел ничего подобного.