– Да, любовь моя, опустится кромешная тьма, – сказала Мишель. Еще одна охапка мертвых сухих листьев закружилась в воздухе. – Пробудятся служители.
Дон закрыл рот рукой – Мишель ничего не говорила, это он разговаривал сам с собой, и, боже милосердный, до чего же это был плохой знак. Сквозь ладонь Дон произнес:
– Ну и ну, разговариваю сам с собой? И давно это началось?
Ответа не было – ни у него в голове, ни где бы то ни было вообще.
Он посидел еще какое-то время, с трудом поднялся на ноги и выкрикнул имя юного упрямца Хэнка, в ответ услышав лишь приглушенное и бессильное эхо собственного голоса. Примолкли даже вороны и комары. То ли красноватый отсвет солнечного луча, то ли конфигурация тени привлекли внимание Дона к дереву, стоящему напротив дольмена. Это была секвойя, огромная в обхвате, и такая же древняя, как эти холмы, с ветвями размером с маленькие деревья и чешуйками коры в человеческий рост. Пожалуй, одно из самых больших и древних деревьев, которое Дону доводилось встречать к северу от Калифорнии.
Широкие пластины коры отвлекли его внимание от дольмена и от того, что бы там ни происходило сейчас внутри; дерево притягивало его к себе, и он шел, шаркая и спотыкаясь, пока его нос не оказался в нескольких сантиметрах от ствола. И даже теперь ему потребовалось еще несколько секунд, чтобы понять, где таится загадка.
На уровне глаз на коре был вырезан символ – написанная задом наперед буква «С» с чуть более узким зазором между концами. Символ почернел, сгладился и частично скрылся под новыми слоями коры, но размером он был примерно с баскетбольный мяч, и при близком рассмотрении можно было заметить тонкие линии и изгибы, как будто рисунок представлял собой хребет какого-то пресмыкающегося, возможно змеи, хотя голова существа была больше змеиной, к тому же увенчана рогами. Без сомнения, это было такое же изображение, как и на обложке «Черного путеводителя».
Дон отступил на несколько шагов, задний план расплылся, а естественные зазубрины и трещины на стволе образовали очертания двери или лаза. Узловатые выступы были петлями, в отверстии от выпавшего сучка крепился затвор, который придерживал толстую пластину коры чуть шире Доновых плечей, а в длину примерно в три его роста – аккуратно пригнанная панель, сливавшаяся с фоном практически до полной неразличимости. К стволу был прислонен длинный прямой шест с крюком на конце, похожий на те, которыми Дон открывал университетские фрамуги. По всей очевидности, крюк использовался для того, чтобы вдевать его в отверстие от сучка и отодвигать панель.