Сегодня Дону было не до мартини. Бросив всего один взгляд на его бледное, покрытое испариной лицо, бармен дневной смены, громадный здоровяк по имени Верн, немедленно загрузил в шейкер помидоры, лайм и лед, и уже через минуту официантка доставила в их кабинку напиток вкупе с бесплатной тарелкой дорогих крекеров. Ронни откинул назад свою лохматую голову и добродушно посмеялся над Доновыми страданиями; себе он заказал импортное пиво и салат «Цезарь» (бог знает почему он так заморачивался – Мишуткой его прозвали из-за громадного грушеобразного туловища, обильных зарослей жестких черных волос и жировой прослойки, с которой смело можно было залегать в спячку) и начал длинный монолог, посвященный новому сенсорному устройству – разработанному некоей норвежской компанией прототипу, возможности которого вызывали у Ронни усиленное слюноотделение. Дон кивал и неопределенно улыбался, размышляя тем временем о тех агентах, которые наседали на него на поминальном вечере.
Что за странные вещи происходят в последнее время? Монтойя (и почему, кстати, это имя кажется таким знакомым?), Куйи, Бронсон Форд и Луис. Бедняга Луис. Заключение о смерти от инфаркта оказалось-таки липовым, хотя один шутник сказал когда-то, что любая смерть в конечном итоге вызвана остановкой сердца. Дон хлебнул своего антипохмельного средства и попытался не думать о том, к чему это все может привести и как в этом может быть замешана Мишель. Дед, этот скрытный старикашка, безумно ее любил. В душу Дона закралось подозрение, не основывалась ли эта симпатия деда на его шпионском прошлом?
А что, если Бим и Бом были правы? Все знают, что Синатра выполнял задания ЦРУ во время гастролей. По своей специальной визе Мишель посещает множество опасных мест. Отличное прикрытие для оперативника… Черт бы побрал этих ребят, поселивших в его душе такие идиотские подозрения.
На десерт он передал Ронни конверт с аэрофотографическими пластинами и со сдержанным любопытством стал ждать, когда бородач извлечет очки из кармана рубашки. На девяти последовательных кадрах был изображен дом Плимптона, снятый, как предполагал Дон, со спутника, но без указания времени и даты, что было странно, и даже очень. Каждое следующее фото было сделано с десятикратным увеличением, а на последнем, словно использовавшем рентгеновское излучение прямо под ставшей прозрачной крышей, застыл Плимптон в своей постели, с пистолетом у виска и искаженным, будто от крика, лицом.
Снимки с десятого по двенадцатый отслеживали машину, едущую по извилистому прибрежному шоссе. Последнее фото было сделано крупным планом, еще один размытый рентгеновский снимок, на котором крыша автомобиля словно растворилась, открыв доступ к человеку, который смотрел вертикально вверх прямо в камеру, находившуюся, должно быть, буквально в нескольких сантиметрах от его распахнутого рта. Ронни несколько раз перемешал фотографии, но это явно не помогло. Он сжал челюсти и в замешательстве сощурил глаза.