, не хватало только меча в руке и сексапильной девицы, обвившейся вокруг его ноги. На костяшках пальцев у него были вытатуированы черепа, на запястье красовался массивный браслет с шипами. Киндер пробормотал что-то насчет отсидки в русских лагерях.
Вновь прибывшие не проронили ни слова. Их взгляды небрежно скользнули по Дону и остановились на наличных, зажатых в руке Рамиреса. Рамирес выдал каждому его долю. Они сдвинули брови и рассовали добычу по карманам. Виляя бедрами, к столу подошла обнаженная по пояс барменша, чья грудь обвисла даже больше, чем поля шляпы Мишель на фотографии, она несла на подносе пиво и еще одну бутыль ядовитого пойла, именуемого тут текилой, и все опрокинули по стопке, включая Дона. Он было запротестовал и попытался уклониться, но Киндер оттянул его голову за волосы, в то время как Рамирес влил лекарство ему в глотку и захохотал, наблюдая, как американец кашляет, дергается и задыхается.
– Значит, твоя мамзель – она ученый или типа того, – произнес Рамирес, заглатывая еще одну стопку бормотухи.
Он был похож на демона-альбиноса, с камнем на тюрбане, блестевшим, как третий глаз, пылавшим внутренним огнем легендарного Рубинового Луча, который разгорался все сильнее:
– Итак, вопрос дня. Какого рожна она забыла в руинах, а? Местные не любят, когда разные gringas[18] шарят по нашим руинам. Ни-ни.
– Может, она просто шашни крутит, – сказал Киндер, не отрывая взгляда от двери, а руку держа под столом, как будто ожидая, что в любую минуту в бар может заявиться Джон Уэйн[19] и открыть стрельбу.
Дон расхохотался, как сумасшедший, и его глаза заволокло красным облаком ярости. Он перегнулся через стол, покрытый лужами пролитой выпивки, размазанными кукурузными чипсами и полупустыми пивными бутылками, и заехал Киндеру в челюсть. В юности Дон немного боксировал, так что удар получился неплохим – рука шла от бедра, рассекая воздух, как разворачивающаяся цепь, пока наконец не вошла в плотный контакт с целью. Такой удар, нанесенный в двенадцатиунциевых перчатках, может отправить человека в нокдаун. Без перчаток это было настоящее зверство. Такое чувство, будто врезал по мешку с песком.
Рамирес и Клаббо оттянули его назад. С двух сторон они вонзили большие пальцы Дону под ключицы, от чего тот потерял чувствительность в руках и груди.
Киндер сморгнул и небрежным движением смахнул каплю крови с разбитой губы:
– Не нравится, как я говорю о твоей puta[20]? Ну извини, гринго.
Дон снова потянулся к нему, и его снова скрутили, только на этот раз Рамирес ударил его в грудь, и Дон на несколько секунд лишился зрения заодно с дыханием.