– И была права была, что настаивала, – подхватила я. – Послушай ты меня, мы бы сейчас с тобой тут не говорили.
– А я ничего не имею против разговоров с тобой, Одиффэ. Здесь ты кажешься куда больше похожей на себя, чем в огромном тронном зале Фиара…
Эллоиссент вдруг замер, словно прислушавшись к чему-то.
Последовав его примеру, я тоже ощутила приближение посторонних.
Ещё одна группа наёмников-убийц?
Не говоря ни слова, Эллоиссент коротко кивнул мне, знаком показывая «встань за мной».
Я никогда не лезла на рожон, предпочитая сначала затаиться, дать противнику шанс сделать первый шаг, и уже потом действовать по ситуации.
Дверь рухнула беззвучно. Не издав ни одного скрипа упала вперёд.
В образовавшейся прорехи мелькнуло три фигуры. Все так же – в чёрном, с закрытыми маской лицами.
С руки одного сорвался кинжал.
В таких случаях ещё в университете нас учили падать на колено, пропуская удар над собой, но я стояла за Элом и он не стал уклоняться, позволив кинжалу войти в тело.
А когда всё-таки ушёл с линии огня, я выпустила из ладоней два огненных пульсара.
Через мгновение с подоспевшим подкреплением было покончено.
– Ты в порядке? – поинтересовалась я, окидывая Эллоиссента быстрым взглядом, пытаясь оценить полученный им ущерб.
Он был не так уж и страшен – рукоять кинжала торчала из ключицы.
Для Чеаррэ совершенно точно не смертельно.
– Стой смирно, – скомандовала я, прижимая раненного к стене, к которой он успел прислониться.
Одним резким движением удалось вытащить лезвие их раны.
Эллоиссент дёрнулся. Горячая алая кровь заструилась по моим пальцам.
Я ощутила острую боль, прокатившуюся по телу Эла.
Воспринимала я её не как боль, а как сгусток энергии, восхитительно сильный, почти осязаемый на вкус.
Сочный!
Тряхнула головой, отгоняя от себя наваждения.
– Как давно ты не питалась? – с сочувствием поинтересовался Эл.
– Давно, – не стала отрицать я. – Но питаться тобой сейчас я точно не стану.
– К Миарону пойдёшь?
Язвительная реплика осталась без ответа.
– Что будем делать с трупом?
– У нас есть трупы? – обернулась я, предположив, что давно спалила всех дотла.
Эллоиссент был прав – первосвятейший, Ткач его сволоки в Бездну, не горел.
Хранили ли его рунические письмена или собственная стервозность, но он был просто мёртв.
– А что с ним делать? Пусть тут гниёт, пока друзья-соратники не спохватятся. Если, конечно, он кому-то нужен настолько, чтобы о нём вспомнить.
Я замолчала, заметив, что, прислонившись затылком к стене, Эллоиссент закрыл глаза.
– Ты сам-то трупом стать не планируешь? – грубовато поинтересовалась я.