— Почему бы не одолжить у меня?
Нат покачал головой.
— Вряд ли у тебя есть столько денег, да и Совет не позволит тебе их отдать. Они держат твои деньги отдельно, как я слышал. К тому же, есть и другие, кто мог бы одолжить их мне.
— Кто?
— Король Генрих, например. У него больше дворцов, чем он посещает за год, и в половине из них сокровища, на которые он никогда не смотрит.
— И он их не отдает?
— Может, сам и отдал бы. Но у его уха всегда Рэкхем, говорящий, что это будет выглядеть как слабость, что это плохой пример. Конечно, для Рэкхема это будет плохой пример. Он собирает поместья и драгоценные камни так же, как некоторые люди собирают простые камешки, и он не один. Но если бы он и его друзья немного отдали, нам бы хватило.
— Так звучит, будто алхимия и не нужна, — сказала я.
— Она и не нужна, — заявил Нат. — Даже если она сработает, в чем я сомневаюсь, от этого будет лишь больше проблем.
— Каких?
— Никто не знает, какими силами обладает камень.
— Сэр Исаак говорит…
— Он думает, что знает, — сказал Нат. — Но откуда? Все о камне подернуто тайной. Если окажется, что он может делать человека бессмертным, что тогда? Кому мы ему отдадим? Чьим он станет?
— Короля? — предположила я.
— Поначалу. Но как долго это продлится? Даже если камень может делать только золото, все в Европе бросятся за ним, да и остальной мир тоже. И когда камень попадет в злые руки, где мы будем? — он покачал головой. — Это кажется выходом, но лучше обойтись без этого.
Я нежно сказала:
— По-моему, ты слишком сильно беспокоишься заранее.
— Кто-то же должен.
— Но почему ты?
Его голос стал печальным.
— Потому что я такой.
Точно. Нат никогда не мирился с идеей. Он должен был обдумать ее со всех сторон, и он любил задавать неловкие вопросы. Иначе он не был бы Натом. Но я боялась, что в этот раз он навлечет беду, в первую очередь, на себя.
— А еще я переживаю за тебя, — продолжил он. — Эта одержимость алхимией мешает Совету нормально думать. Как они могли просить тебя исполнить песнь лунного шиповника так, будто никаких последствий не было? А что потом они попросят?
— Из-за этого и я переживаю, — призналась я.
Он склонился ко мне, сидя на сундуке, все еще тело напряглось.
— Клянусь, я сделаю все, что в моих силах, чтобы уберечь тебя. Люси.
От его яростной тревоги я не могла дышать. Я склонилась к нему, но он встал без слов, сжимая кулаки.
— Нет? — я тоже встала, но не рассчитала тесное пространство. Мое плечо врезалось в его, он поймал меня рукой. Я успела на миг подумать, что было в его глазах, а потом его руки обвили меня, и мы целовались так, словно не могли остановиться.