Так было покончено с последним отпрыском хунзахских ханов.
* * *
Очередным известием, огорчившим Шамиля, ученых и мюридов, была весть о смерти почтенного учителя тариката светлейшего шейха ярагского.
На похороны основоположника мюридизма в Дагестане съехались последователи со всех обществ и округов. Сразу же после похорон над свежей могилой знаменитого шейха был поставлен шалаш. И днем и ночью при тусклой лампе в течение трех дней муфтий и другие представители религиозного культа непрерывно читали Коран.
Каждый день у могилы резали по нескольку жертвенных баранов, тут же варили их в котлах и раздавали людям. Только после сорокового дня принялись последователи покойного праведника за мирские дела.
В заснеженной бурке, как всегда в хорошем настроении, въехал Юнус на отличном коне во двор.
Дома он отсутствовал три дня. Радостно улыбаясь, выбежала Маазат навстречу, взяла коня под уздцы.
— С добрым утром, мама!
Залму стояла у дверей сакли.
— С приездом, сын мой, что-то ты долго гулял, наверное, как свадьбу отпраздновал Шамиль рождение второго сына.
— Да, мама, три дня не гасили огонь под котлами, народу съехалось много, — говорил Юнус, усаживаясь поближе к очагу, в котором тлели кизяки.
— Кто же был у него? — спросила мать.
— Много было, даже старый устад Джамалуддин-Гусейн казикумухский приехал, не побоялся холодов. Были Ахвердиль-Магома, Амир-хан чиркеевский, гимринский казий, унцукульский мулла и другие.
— Как же назвал Шамиль-эфенди новорожденного?
— Гази-Магомой, в память друга — первого имама.
— Счастливая женщина Баху, — сказала мать, — двух внуков имеет, а я все мечтаю и жду, третий год пошел.
Юнус молчал. Не впервые начинала мать этот разговор.
— Всем хороша жена твоя, умная, работящая, покорная, родителей почитает не хуже любой ашильтинки. За год язык выучила, молитвы знает и на вид здоровая, а вот детей не рожает. Наверное, места не нашел бы отец твой для невестки, если бы она родила хотя бы девочку.
— Ну что же делать, мама, разве виновата она, что бог не дает нам детей.
— Да я не обвиняю. Но тем, у кого много детворы, по-доброму завидую. И мне ведь господь послал одного тебя, свекровь моя тоже недовольна была.
— Не огорчайся, может быть, еще будут у нас дети. Не разводиться же мне из-за этого с Маазат.
— Что ты, что ты, сын мой, у меня и в мыслях такого не было. Разве смогу я взять грех на душу… И тебе бы не позволила прогнать женщину, согласившуюся принять мусульманство ради того, чтобы стать твоей женой.
Тонкий слух Маазат, готовившей завтрак в кухонном помещении, уловил разговор матери с сыном. Каждое слово, сказанное свекровью, болью отдавалось в ее сердце. И сама она страдала оттого, что не может осчастливить мужа и стариков детьми и внуками.