Умму засватали. Шелковый платок и тафту, купленную отцом за деньги Юнуса, Маазат отослала в подарок невесте.
Тянуть со свадьбой не стали, решили сыграть до начала поста.
Несмотря на февральскую стужу, съехались друзья Юнуса в назначенный день, заполнили ашильтинцы просторную кунацкую дома Мугала. Весь день плясала молодежь лезгинку под дробь барабана и писк зурны.
Не спала Маазат ночь, готовясь к свадьбе, не присела за весь день, обслуживая гостей, не съела ни крошки в течение суток, только пила. Пила айран, зачерпнув большим ковшом. Пила много, словно хотела залить жар в груди, который усиливался с каждым часом. Не думала она, что чувство ревности воспылает в ней таким огнем. Внешне еще держалась, удивляя любопытных ашильтинок веселостью и гостеприимством, но вот что-то встрепенулось и оборвалось в ее груди, когда привели невесту. Тут не хватило у нее силы выйти к воротам навстречу. Она ушла на кухню, смахнула слезу и вновь появилась с улыбкой на лице.
Еще хуже стало ей, когда шаферы жениха повели любимого мужа в ту комнату, на ту постель, где она познала счастье любви. Застонала Маазат, словно в тугой узел стянула все ее внутренности невидимая рука и готова была вырвать сердце. Корчась от боли, упала она на кухне. Бледность и холодный пот покрыли лицо.
Залму испугалась.
— Мою невестку сглазили, — сказала она, — скорее принесите мочу какого-нибудь ребенка.
Одна из родственниц, поймав первого попавшегося мальчика, с трудом заставила его помочиться в черепяную чашку. Побрызгала Залму невестку детской мочой, плюнула в четыре стороны, прочла молитву, но сглаз не снялся.
— Мама, умираю.
Залму немедля вызвала знахаря.
Старый Хаким, глянув на красивую женщину, распростертую перед ним, сказал, покачав головой:
— Дурной глаз испортил ее.
— О боже мой, что же теперь делать, умрет она! — завопила свекровь, ругая себя в душе за то, что затеяла свадьбу. Она кинулась было к спальне, где заперлись молодые, но старшая сестра вернула ее.
— Ты что, Залму, с ума сошла? Разве можно в такие минуты вызывать мужчину? Когда будет нужно, он выйдет сам.
Знахарь насыпал в кружку какого-то зелья, залил водой, заставил выпить «сглаженную». Но от этого еще хуже стало больной. Тогда старик сказал:
— Если бы узнать, чей глаз испортил ее, можно было бы отрезать кусочек одежды от платья глазливого, сжечь его и посыпать ей на голову пепел.
— В нашем ауле самая глазливая Кистаман, — сказала одна из женщин.
— Но ведь ее не было на свадьбе, — возразила другая.
— Она могла сглазить Маазат на улице, — не унималась первая.